Бездорожье - Инна Шаргородская

Тайна… Великая.

Катти раздумчиво кивнула сама себе головой.

И тут…

Мысль блеснула, как молния во мраке, заставив ее вздрогнуть. И… Катти мгновенно постаралась загнать ее подальше.

Не думать. Забыть.

Спрятать. Накрыть, как одеялом, любыми другими мыслями. О темноте вокруг. О лесе. О Байеме. О старом Драконе, оставшемся вместе с Коброй на волшебном берегу лесных дев. О брате и племянниках. О чем угодно… И пусть себе бесы их читают. Лишь бы не добрались до этой…

Ей даже жарко стало, и Катти принялась расстегивать куртку. Старательно подсчитывая про себя число пуговиц на ней.

Кароль, шедший впереди, оглянулся, словно что-то почувствовав.

– Все в порядке? – спросил.

– Да, – коротко сказала она.

Он отвернулся, прибавил шагу и догнал Раскеля. Сказал ему негромко:

– Жди знака, – и выразительно покосился на кошку у него за пазухой, чего Катти, разумеется, видеть не могла.

Да ей и не до них было – покончив с пуговицами, она принялась усердно напевать про себя старую колыбельную песенку. А потом – вспоминать все остальные песни, какие только случалось слышать.

…Мысль эта могла стать спасением.

И лучше было кое-кому не знать о ней. Чтобы не успеть подготовить ответный ход…

* * *

Полчаса, о которых говорил Идали Хиббит, еще не истекли, когда вдруг рассвело. Так внезапно и стремительно, словно, сделав очередной шаг, они переступили через какую-то невидимую границу и вышли, как выходят из темной комнаты в освещенную, из ночи в день. Минуя утро.

И одновременно – из леса в поле, минуя все, что могло хотя бы отдаленно напоминать переход из одной местности в другую. Лес просто кончился и пропал, как не было его, и стала ровная, пустая земля со всех сторон, поросшая реденькой буроватой травкой.

День оказался серым и пасмурным, как обычно в этих странных краях. К тому же кругом, куда ни глянь, клубился довольно густой туман, в том числе и впереди, не позволяя видеть, куда ведет проложенная Идали тропа. Если эта дымовая завеса и была иллюзией, то какой-то особенной – застила глаза не только живым, но и призракам, поэтому Дуду, забеспокоившись, поднялся выше, туда, где она редела, распадаясь на отдельные клочья, и попытался высмотреть в предполагаемом конце дороги своих.

Но не увидел никого и ничего и забеспокоился еще больше.

Собрался уже лететь на разведку, как вдруг из гущи тумана впереди вырвался Димыч и понесся ему навстречу.

Вид у бывшего военного командира тоже был встревоженный, и сообщил он еще издалека:

– Не нравится мне это!

– Что именно? – спросил Дуду.

– Ворота там стоят, – сказал, приблизившись, Димыч. – Открытые. А за ними – такой туман, что в шаге ничего не видать. Засада, будь уверен!

– Какая еще засада?

– А я почем знаю? Своим бойцам сразу запретил нос туда совать. И тебе не советую. Чует мое сердце – кто влезет, тот не выберется!

– Погоди… как нос не совать?… ведь они-то точно туда пойдут! – испуганно сказал Дуду, поглядывая вниз, на тропу, по которой во главе маленького отряда живых все так же быстро и целеустремленно шагал Идали Хиббит, всем своим видом говоря – «отстающих не ждут!»

– И им бы не советовал, – Димыч тоже посмотрел на тропу. – Да разве послушают?

Оба прибавили лету, опережая живых. И меньше чем через минуту впереди действительно показались высокие железные ворота с распахнутыми створками. Ограды слева и справа от них было видно всего с полметра, все остальное утопало в тумане, а за самими воротами, вплотную к ним, но не выступая наружу ни на миллиметр, пелена его стояла ровной стеной – белесой, плотной, как кучевое облако, в слабом пошевеливании внутри которой чудилось что-то… плотоядное.

– Ну, видал? Не лезь туда, ради всего святого! Без тебя обойдутся, – сказал Димыч, сворачивая к кучке своих «бойцов», поджидавших в стороне. И, приземлившись, обратился уже к ним: – И чтоб никто – ни-ни! Зуб даю – нас, духов, там ждут с особым нетерпением!

– Да поняли мы, поняли, – отозвались те нестройным хором. – Не дураки, кажется!

Дуду и самому хватило всего лишь одного взгляда на эту пелену, чтобы понять – Димыч прав. От нее так и веяло опасностью. Ловушкой, западней. Черной дырой, ведущей прямиком в изнанку вселенной, в исполненный неведомого ужаса хаос, из которого возврата не будет…

Поежившись, он присоединился к собратьям.

Еще через минуту из тумана, скрывавшего тропу, вынырнул Идали Хиббит. И, несмотря на всю свою целеустремленность, при виде ворот и наводящей страх пелены за ними он все-таки остановился.

Повернулся к остальным, подоспевшим следом.

И сказал сурово:

– Последний шанс. Пока еще можно повернуть обратно. Потом – никак!

Дуду уставился на Пиви.

Надеясь, вопреки всем своим прежним чаяниям, что она повернет… и не придется идти за ней туда. Бог с ними, с чаяниями. В конце концов, и в сумеречных областях можно жить. Вдруг отыщется какой-нибудь другой способ избавления от чар… а нет – ну что ж, на все Божья воля…

Пиви посмотрела на ворота, потом на Юргенса – с кривоватой улыбкой, больше похожей на гримасу. И легонько кивнула.

Что это значило, Дуду не понял. Но Юргенс ответил ей такой же гримасой, после чего обратился к старшему брату:

– Пошли уже!

– Ну… пошли.

Тот обвел всех напоследок испытующим взором. Развернулся и шагнул в белесую пелену.

Растворился в ней мгновенно, как не было. Но это никого не обескуражило. Вторым туда вошел Раскель, третьим – капитан Хиббит. За которым без малейших колебаний последовала Катти.

– Дай руку, – сказал Юргенс, взглянув на Пиви.

Они еще раз улыбнулись друг другу. И, взявшись за руки, тоже шагнули за ворота.

Дуду зажмурился.

Медленно двинулся вперед.

Услышал крик Димыча:

– Не ходи! – но остановиться уже не смог.

Что поделаешь, если он должен быть рядом с этой дурой…

Тут же потеряв из виду всех и вся в этом адовом тумане, капитан Хиббит выругался.

Нет чтобы сообразить заранее, что так будет… и хоть как-то подстраховаться!

– Эй, – позвал он, – Идали, где ты?

Тишина.

– Раскель!

Тишина.

Замечательно…

Ну и куда теперь идти, спрашивается?

Кароль сделал шаг наугад, вытянув на всякий случай перед собой руку.