Там, где хочешь - Ирина Кудесова

Надоела эта игра в дружбу. Когда от своего мужика едва не сбежала, позвонила: «Поль, можно у тебя переночевать?» Возликовал. А напрасно. У нее с этим Денисом удаво-кроличья связь, до смерти, что называется. До смерти кролика, понятно. А кто здесь кролик, догадаться не трудно.

Надо же, этот тип расписался-таки с ней! Сломался под нажимом. Про нажим она сама рассказала, неохотно. Когда третий год учебы пошел, отступать стало некуда, не учиться же вечно, потому что мсье не желает брать на себя обязательства. Ей ее кошмарики опять начали сниться, она такая… тревожная барышня. То ли домой возвращаться не хотела, то ли удав окончательно загипнотизировал. Началась у нее, как в прошлый раз, паника.

А еще она подружку завела русскую, та ходит в невестах после полугода переписки на общие темы с помощью автоматического переводчика. Обидно.

Ну и решила она от этого Дениса уйти, «теперь по-настоящему». С Ксенией своей договорилась, что поживет у Франсуа. Ксения собирала документы на брак, должна была ехать в Россию. Но не оставила подругу на улице, бывают же такие женщины. Не посмотрела на то, что Франсуа при виде юбки вываливает язык и тяжело дышит.

Для начала Марина взяла в отеле три вахты подряд. Мобильный отключила. На третий вечер удав спохватился, приполз. Выяснение отношений прямо у стойки произошло, две азиатки приняли их за французскую пару без комплексов, впечатлились — у них в Японии умри, но чувств не выдай.

В результате удав сдал позиции, заявил, что никогда не был против брачных уз и вскользь поинтересовался, нельзя ли ей сделать рабочую визу с помощью отеля. На вопрос «Я тут незаменимый специалист?» не нашелся, как ответить.

На свадьбу не пригласила — да и не пошел бы. Потом выяснилось: не было свадьбы. Сходили в мэрию, и Марина в отель поехала, ее смена была.

Так хотел с ней — выйти из церкви, а гости рис кидают, улыбки, музыка, дети бегают, девочки в белых платьицах. Вечером — ужин, длинные столы с крахмальными скатертями: молочный поросенок, лангустины, омары, крабы, гребешки, шушен, бретонский кир, и это — конечно, в родном Сен-Мало, с запахом морских водорослей и под низким серым небом — встанешь на мыски и дотянешься. Мама с отцом приняли бы ее как дочь. Нет, она предпочла удава. И брачная ночь у них была — у каждого своя, персональная. Удав — дома, она — на гостиничном матрасе. На такое только в гипнотическом мареве пойти можно.

Катю в Альберто раздражало все. Его кухонные посиделки с Мариной; то, что он не работал (тоже, мужик!); его нытье про жизнь в деревне (у нее самой дача на берегу Волги, и что?); постоянная экономия — в рестораны ни ногой, отовариваться — так в дешевых магазинах. А пианино! Сказала — не повезу же я свое из Новочебоксарска, давай покупай. Затянул песню: в деревне… у соседа… по дешевке… когда переедем… Да не переедем. И пианино нужно сейчас, здесь. Тане надо заниматься. И на танцы Таню неплохо бы записать. А чай! Недопитый чай с молоком, что он сливал в кастрюльку на потом, пока скандал не устроила! А как он побежал выяснять, почему на кукле одна цена, а в кассе выбили другую! А его манера говорить и жестикулировать! Заявил, что это у него в генах от папы-итальянца. Раз-дра-жа-ет.

Да, еще разборки с его жилицей. Противная девица такая, нос в потолок. Раскудахталась, когда Альберто жениться собрался — мол, зачем спешишь. Явно боялась комнаты лишиться. Так он пообещал ей, что после свадьбы не выселит! Оправдывался тем, что Марьонке идти некуда, да и доход. Шел бы работать, доход.

С дочкой у Альберто отношения не сложились. Когда он приехал в Новочебоксарск, Таня до последнего оборону держала: «Не трогай мою маму!» До истерик доходило: падала на пол, каталась, визжала — уши закладывало. Сперва это трогало, потом уже нет. Но потихоньку она к нему привыкла. Переехали в Париж — тут всё его, все «по-евойному» разговаривают, она и присмирела. К тому же он ей книжки читает, истории рассказывает, играют они. А однажды он долго не возвращался, и Таньке вдруг взбрело в голову, что он не придет. Повалилась на пол, начала реветь. Нет, еще не хватало, чтобы она чужого человека больше матери любила! Было самое время пыл охладить. Это просто делается… ребенок ведь всему верит. А этот-то никак понять не мог, что с девочкой происходит. Да все то же, что двадцать лет назад происходило, когда мама выживала отца из дому, потому что ее, Катю, делить с ним не хотела. А потом она, Катя, выжила материного ухажера дядю Володю. В семье по женской линии все Раки да Скорпионы, вцепятся клешней, так намертво. Матери в дочек вцеплялись, а дочки — в матерей.

Четыре года надо с Альберто прокантоваться: дадут десятилетний вид на жительство, если подсуетиться, и можно на развод подавать — девчонки на языковых курсах объяснили. Впрочем, чего с ним не жить, квартира хорошая, ребенком занимается. Отвоевала себе отдельную комнату, с камином. Танька спит в бывшей Марьонкиной. У Альберто тоже есть персональная конура, так что все довольны или делают вид, что довольны. Ночью он регулярно приходит, на полчаса-час. В постели он слишком внимательный. Нет, не мужик.

Теперь внутри было тихо. Будто прошел дождь с градом, ветер, ураган — все прошло. Эти идиотские сны больше не возвращались. Он не захотел ее терять, Корто. Он ее любил. В мэрию отправились в джинсах; свидетелями были Марьон и Воробушек. Марьон принесла хорошенький букетик из роз и листьев, получилось как и правда на свадьбе. Дома открыли бутылку шампанского и разъехались.

Это длилось. Это стало еще ценнее — когда он пошел на то, на что не хотел идти. Это: нырнешь под одеяло, прижмешься. Мало. Положишь голову в ложбинку, где ключица, — хмыкает: тебе ж неудобно. Ну и что. Зато близко.

И любовью с ним заниматься хорошо. И держать его, засыпая, за запястье. Думаешь: и за что мне счастье такое? А тут мысль привязалась: если со мной какая беда случится, останется он рядом, с его цинизмом? Читала в Интернете: молодую женщину сбил автобус — она оказалась в инвалидной коляске, навсегда. И муж (тридцать пять лет, жизнь впереди) ее не оставил. Прочла — спазм в горле: глотаешь, а не глотается. Спрашиваешь себя: он насовсем с ней остался или так, поначалу? Какое мужество нужно, чтобы — насовсем…

— У меня в отеле хозяйка еще человека ищет. Не хочешь пойти?

Ксеня отмахивается:

— Франсуа не согласится, чтобы я не дома ночевала.

— Подозрения замучают?

— Один спать не хочет. И подозрения. На свадьбе сказал брату: «Я на этот брак надежд не возлагаю».

Когда тридцать лет разницы с невестой, какие уж надежды.

— Обидно, он ведь в мои чувства не верит. Родственники напели, что русская зарится на его состояние.

— И ждет не дождется, пока он в ящик сыграет.

— Марина! Не говори так!

— Это не я говорю, это Корто.

Денис мимо истории с Франсуа пройти не смог. Причем объект его насмешек — не старец, а Ксеня: «Ежу ясно, что торчать с маман и отпрыском в клетушке на окраине Екатеринбурга не так забавно, как в девяноста метрах с видом на парк Монсо. Да и присмиревший (временно, временно!) ловелас кашляет так, что явно метит туда, где воздух чище и ангелы роятся».