Волчья ягода - Ольга Егорова

На этом относительно долгий роман был закончен.

А Митька как-то остро осознал, что в принципе никакие женщины ему и не нужны. У них слишком загадочная и темная душа, а у него нет ни времени, ни желания копаться в этих загадках и блуждать в этой темноте в надежде на жалкий лучик света. Решил – и претворил в жизнь свое решение, почти без сожаления забыл даже Галку, первую свою любовь, не говоря уже об остальных, которые оказались на поверку всего лишь «охотницами за приданым».

Вот уже полтора года женщины для Дмитрия Жидкова не существовали. Как пол. Как класс. Как вид и подвид. И вообще, и в частности. И ему было спокойно и даже радостно жить в этом пространстве без женщин, и всю свою неуемную, фантастическую энергию он отдавал работе, и только работе. Арсений вовремя расплатился с кредитами, и зарплата у Дмитрия Жидкова стала неприлично высокой. Только теперь уже ни у одной из представительниц противоположного пола не было ни малейшей возможности спросить у него про его зарплату.

А самое смешное – у него вдруг обнаружился родственник за границей.

Правда, очень дальний и совсем не миллионер, зато ученый с высшей степенью Кембриджского университета. Митька даже побывал один раз у него в гостях в Англии, но искреннее предложение одинокого старика о переезде на постоянное место жительства вынужден был отклонить – выяснилось, что «заброшенный зоопарк», как выразилась девушка Света, был ему ужасно дорог…

Конечно, и его, неуклюжего и разочаровавшегося, иногда посещали тоскливые мысли, и привычное одиночество начинало вдруг казаться не благом, а изощренным наказанием, медленной пыткой, затянувшейся казнью. Женской ласки не хватало с детства – мама рано умерла от хронической сердечной недостаточности, отец воспитывал его в строгости, по-военному сурово. Оставалось только удивляться – откуда они у него берутся, эти мысли о тихих семейных вечерах с пирогами у телевизора, о завитках волос, рассыпавшихся на подушке, о детях – по крайней мере двух мальчиках и хотя бы одной девочке, похожих немного на маму, немного на папу…

Откуда? Ведь всего этого он не узнал, не прочувствовал. Видел только в кино, но кино смотрел редко, а книг не читал вообще, предпочитая многотомным собраниям сочинений классиков научные статьи в журналах, политические новости в газетах и шуршащие страницы строительных бюллетеней. Разве способен человек остро сожалеть о том, о чем почти не имеет никакого представления?

Глупые эти мысли и нелепые сожаления Дмитрий Жидков прогонял прочь, продолжая жить как живет. Когда же накатывала на него эта блажь, когда тоска поселялась в сердце, он очень быстро прогонял прочь незваную гостью единственным приемлемым для себя способом – работать, работать и еще раз работать.

Жидков был не одинок в своем стремлении загасить полыхающий костер душевных порывов, в качестве огнетушителя используя метод полного погружения в чертежи, планы, сметы и госстандарты.

Здесь, в «Вашем доме», был по крайней мере еще один, точно такой же «фанатик поневоле». Он давно уже заметил, что Арсений Волк неспроста в последние полтора года буквально помешался на делах. Раньше, когда в семье у приятеля царил относительный покой, он тоже, конечно, от работы не отлынивал, но все же его усердие не выглядело таким аномальным, как теперь, после того, как из семьи ушла Татьяна…

И это лишний раз доказывало – нет, ни к чему они, эти женщины. От них одни проблемы. А в жизни проблем и так хватает. Зачем наживать лишние?

Об этом рассуждал Дмитрий Жидков, стоя в пробке на Покровском мосту и нервно прикуривая одну от другой сигареты.

Он только что закончил исключительно важные переговоры с руководством цементного завода. Подписал позарез необходимые договоры о сотрудничестве и теперь спешил в «Дом», отчитаться перед приятелем-начальником, принять его скупую похвалу и выпить чашечку кофе. Удивительно вкусный кофе получается у Сенькиной секретарши. Сколько раз пробовал он сам сварить такой кофе, покупал в супермаркете тот же самый сорт, что принято было пить в офисе, использовал для приготовления чистую родниковую воду – а все равно вкус домашнего кофе был совершенно обычным.

Наверное, Сенькина секретарша знала какой-то секрет. Какое-то особое заклинание, которое нужно прошептать в тот момент, когда кофе закипает.

«Спросить у нее, что ли? – лениво подумал Дмитрий, в очередной, сотый уже, наверное, раз, выжимая сцепление. – Спросить-то можно, только ведь не скажет. Как пить дать не скажет…»

Кофе хотелось ужасно. Радио раздражало. Бесконечные протяжные гудки машин, пытающихся едва ли не по крышам выстроившихся в ряд автобусов и легковушек объехать злополучную пробку, раздражали еще сильнее.

Но больше всего раздражало – да что там раздражало? Бесило просто! – то, что он никак не мог дозвониться до Арсения.

Поделиться радостной новостью не терпелось. Но сотовый начальника, вот уже второй день подряд был отключен. А офисный номер почему-то не отвечал.

«Умерли они там все, что ли?» – с каждой минутой злясь все сильнее, подумал Дмитрий и снова набрал телефон приемной.

Результат оказался тем же самым – отрицательным.

О том, чтобы позвонить Арсению домой, он даже не подумал. Откуда взяться дома Арсению в десять часов утра? Хотя вроде Федор у него заболел… Но Федор у него болеет постоянно, а работу шеф никогда из-за этого не пропускает. Нет, дома его быть не может, однозначно. Наверное, уехал по каким-нибудь срочным делам на стройку. Гоняет там прорабов, объясняет их непосредственные обязанности…

«Ну ладно, – рассуждал Дмитрий, медленно продвигаясь к концу моста. – Шеф, понятное дело, уехал по делам. А эта-то пигалица… как там ее зовут… где шляется? Почему ее нет в приемной, если она должна там находиться неотлучно? У нее-то никаких дел на стройке нет и быть не может. Все ее дела – телефонную трубку вовремя снимать и кофе на стол подавать, когда попросят.

Чертовки вкусный все-таки у нее получается кофе… И ужасно обидно будет, если к моменту возвращения в офис ее, этой пигалицы, там не будет. Потому что никто кофе не сварит и не нальет… Надо будет обязательно доложить Арсению, что его секретарша в рабочее время шляется незнамо где. Черт, да как же ее зовут, эту секретаршу? Вот надо же, из головы вылетело… Маша? Даша?

Нет, Машей или Дашей зовут не секретаршу. Уборщицу, кажется. А секретаршу зовут как-то по-другому… Надей, что ли?»

Он так и не вспомнил ее имени, зато вспомнил фамилию – Борисова. Точно, Борисова. Вот и получит теперь эта самая Борисова по первое число! Вот и будет знать, как работу прогуливать!

Пробка в конце моста окончательно рассосалась, и Дмитрий, вздохнув с облегчением, проехал несколько перекрестков, больше уже не дергая коробку передач и вполне успешно проскочив светофоры. До офиса оставались считанные метры, когда он вдруг увидел ее – ту самую безымянную Борисову.

Борисова медленно шла вдоль тротуара. Шла как-то странно, это Дмитрий сразу успел заметить – слегка пошатываясь и как-то бесцельно шла, как будто не знала, куда она идет и зачем идет…