Петербург 2018. Дети закрытого города - Мария Чурсина

– Вы что, не в курсе? Никого больше не впускают и не выпускают. Ну, только по приказу маршала. Военное положение все-таки.

– Военное? – не выдержала Вета. Сложила руки на груди – как будто собиралась так защищаться. – С какой стати? Я мессершмиттов над городом не вижу.

Парень глянул на Вету озадаченно, потом снова перевел взгляд на Антона.

– Она что, не в курсе?

Тот нервно дернул плечом.

– Приказа маршала у нас, конечно, нет, но есть заявление об угрозе жизни, подписанное Робертом.

Только сейчас Вета заметила, что он прижимает к себе невзрачную кожаную папку. Военный посерьезнел.

– Вольфганг, я знаю, что приказ был никого не выпускать.

– Ну ладно, демоны с вами, сейчас разберемся.

Вета окончательно бы продрогла, если бы ее не провели в комнату с голыми стенами, где в углу у стола стоял дребезжащий обогреватель. Она опустилась на жесткий стул. Антон замер сбоку от нее, привалившись спиной к стене. Вета обернулась было к нему, но он только закрыл глаза, наверное, предрекая, что выяснения будут долгими.

Громоздкий черный телефон звонил несколько раз. Вольфганг отвечал рублеными фразами – да, нет, слушаюсь, потом ждал, глядя в стол перед собой, потом снова отвечал.

Когда он наконец-то в трех словах объяснил их ситуацию своему невидимому собеседнику, Вета встрепенулась. Она подняла голову и по его лицу попыталась понять, какое же их ждет решение. Вольфганг хмурился и поджимал губы.

– Да, есть, – сказал он и положил трубку на рычаг.

Антон пошевелился за плечом Веты, а она вдруг поймала себя на том, что от волнения хрустит суставами. Попробовала успокоиться и сложила руки на коленях.

– Добро, – прогудел Вольфганг. – Повезло. Давайте свое заявление, вас выпускают. Даже не знаю, с чего вдруг такие поблажки.

– Я только до Полянска и вернусь, – пообещал Антон, как будто боялся навсегда расстаться со старинным товарищем. Даже не взглянул на Вету.

– Надеюсь, успеешь до темноты, – мрачно протянул Вольфганг.

Они быстро обменялись бумагами. Подписанное не Ветой заявление легло на пустой стол, Вольфганг передал Антону клочок бумаги с печатью, видимо обозначающий здесь пропуск. Вета поднялась.

Ей показалось, что дождь начал утихать, но небо над Петербургом налилось вечерней синевой, и Вете от этого сделалось тоскливо.

«Вы же обещали нас любить», – глухо повторила в ее голове Рония, и ей вторила Сова за бетонным парапетом – волны о берег одна за другой.

– Я не обещала, – одними губами произнесла Вета в ответ залитому туманным маревом городу. – Ты вырастешь и все поймешь.

Такая глупая фраза – ее произносят всегда, когда не могут объясниться, потому что нечего тут объяснять. Просто испугалась. Но что она ей скажет? Прости, Рония, но я боюсь вас.

– Поехали? – окликнул ее Антон, давно уже открывший дверцу машину, он так и замер в неудобной позе – еще не сел, но уже и не стоит. На дождь он уже не обращал никакого внимания.

Вета прикусила губу.

– Да, едем.

Блеснула молния над городом. Вета окунулась в теплый салон машины, как в сон, и так же закрыла глаза.

– Тебе плохо? Бледная как мел, – в первый раз за все это время снизошел до нее Антон.

Она скривилась, чувствуя, как начинает ломить в висках, как обхватывает голову тяжелым обручем боли.

– Мне плохо, но это не имеет никакого значения. Едем.

Проезд, медленно открывшийся в стене, казался крохотным. Казалось, что машина в него ни за что не пройдет. Дождь заливал дорогу, и асфальт блестел впереди, как река. Вета закрыла глаза.

– Послушай. – Вывело ее из забытья.

Машина стояла, как будто в колодце, между двумя стенами, и от дождя не видно было даже вышек. Антон сидел, лбом почти касаясь руля, и жмурился, как от боли.

– Может, тебе не обязательно уезжать? Найдем тебе другую работу, или, если хочешь, не работай вообще.

– Что с тобой? – не разобрала Вета. Она развернулась на месте, едва не передавившись ремнем безопасности. – Не открывают ворота?

– Их откроют минуты через три. Пока позвонят, пока объяснятся. – Он уставился в стену дождя.

Странно, она думала, почувствует громадное облегчение, сразу же, как только окажется здесь, почти на самом выезде, но сейчас ощущала только пустоту, и щемило где-то в животе. Некстати вспомнили вещи, так и брошенные в квартире, а ключи Вета оставила на столе в подсобке. Захотят – заберут, ей не было жаль, но по спине бежал озноб от одной мысли, что придут чужие люди и начнут рыться в ее записях.

А в раковине осталась немытая чашка, Роза прополоскает ее под хиленькой струей воды, думая о ней. Думая о том, как быстро Вета сдалась. Но эта мысль не отзывалась щемлением у солнечного сплетения.

«Вы обещали», – сказала Рония.

– Уйди, – шепнула Вера, закрывая глаза.

Машина медленно тронулась к светлеющему проему – тот делался больше. Вета прижалась лбом к стеклу.

– Тебе настолько противно все в этом городе? – спросил Антон бесцветно.

Под колеса легла и понеслась гладкая дорога, ни ухаба, ни рытвины. Вете стало жутко, что из дождя вдруг вынырнет грузовик, и на такой скорости они просто не смогут увернуться. Она отряхнула с себя эти мысли, как капли. Откуда здесь взяться грузовику?

– Мне жутко от этого города. Он как… – Она выдохнула, не зная даже, какие слова выбрать. – Болото. Ровная такая зелененькая гладь. Только не дай боже тебе на нее наступить.

– Болото, – повторил Антон и усмехнулся.

Она была готова к долгой поездке и долгому ожиданию. Даже к тому, чтобы провести всю ночь на вокзале – однажды уже приходилось. И даже готовила фразы, которые скажет по приезде домой. Тетя, наверняка, обрадуется и предложить сходить к Ми. Вдруг у нее осталось место в аспирантуру?

Но в университет она не вернется. Хватит нервотрепки.

– Ты меня осуждаешь? – резко ответила она на брошенный вскользь взгляд Антона. И только потом подумала, что, может, он оглядывал дорогу.

– Осуждаю? – Он вымученно сдвинул брови. – Никогда и мыслей таких не было.

Впереди возник темный силуэт. Далеко – с такого расстояния не разобрать, человек или дерево. Он мог и почудиться в сплошной стене дождя, но Вета вцепилась Антону в локоть. Он вывернул руль, тихо ругаясь сквозь зубы.

Машину на мокрой дороге резко занесло вбок. Завизжали тормоза. Вета даже вскрикнуть от неожиданности не успела – ее отбросило на дверцу. Передние колеса съехали в кювет, и по днищу что-то процарапало, как будто провели железным когтем.

Отключились фары. Еще десяток долгих секунд машина летела в мешанине из дождя. Потом жалобно взвыл перегретый двигатель, застучал на пустых оборотах, и они встали.