Ведьмина генетика - Альма Либрем

На улице уже был вечер. Солнце практически спряталось за горизонтом, но в оставшихся лучах можно было рассмотреть небольшой дворик и коня, которого привязали прямо здесь, еще не решили, что делать.

Акрен закатил глаза. Какая бравая система безопасности.

— Я знал, чудовище, что ты меня дождешься, — протянул он, похлопав вороного по крупу, — и оглянулся на мага. — А теперь тебе, Танмор, придется бежать очень быстро. Насколько я понимаю, твоей невиновности будет недостаточно, чтобы покинуть эту тюрьму, так что придется бежать за лошадью.

— Не хочешь из человеколюбия прихватить меня с собой? — поинтересовался маг как-то бессильно и разочарованно.

— Из человеколюбия? — вздохнул Акрен. — С чего б то? Вы ж договаривались, как меня прирезать.

Он запрыгнул в седло и оглянулся на мага.

— Рассчитать тебе скорость, с которой надо бежать, чтобы успеть, или ты сам справишься с этой непосильной задачей?

*Некромант Танмор — один из персонажей "Следственной некромантии"

— Безголовый, ничего не понимающий в политике, не умеющий здраво оценивать свои силы тиран! — прорычал Мартен. — Так и передай! — рявкнул он на слугу, виновато топтавшегося на пороге. — И скажи, что если Его Величество вздумает услышать это лично, то пусть приходит, я с огромнейшим удовольствием все повторю. Слово в слово!

Слуга, очевидно, оценив суровый нрав принца, покорно поклонился и поспешил скрыться за дверью во избежание каких-нибудь еще откровений сына относительно политических намерений его отца. То, что Мартен был во многом не согласен с королем Лиаром, и так все знали — Его Величество далеко не всегда принимал правильные политические решения, да и в Рангорне считалось нормальным иметь собственное мнение относительно всего происходящего в стране, — но прямые оскорбления все-таки не приветствовались. Тем более, наносимые кронпринцем собственному отцу.

— Мне бы за такое отрезали язык, — отметила Белла, устраиваясь поудобнее в кресле.

С нею Лиар, к счастью, вел себя помягче — может быть, понимал, что будущая невестка все-таки чужеземная принцесса, и с нею надо поступать предельно осторожно. А может, просто не мог злиться на нее так сильно, как на собственного сына.

— Знаешь, — Мартен буквально упал во второе кресло, — если б не вот это, — он тряхнул запястьем, демонстрируя браслет-ограничитель, — и если б не то, как он поступил с Акреном, я б его понял. Но я уже второй день пытаюсь объяснить ему, что должен все исправить! И что я слышу? "Ты, мерзавец, женишься, и вы будете счастливой парой ездить по стране, приветствуя народ!" Народ приветствовать он хочет, ты понимаешь?! Старый дурак!

— Он не старый, — возразила Белла, очевидно, ничего не имеющая против дурака. — И если ты думаешь, что я сгораю от желания стать твоей женой, то ты очень серьезно ошибаешься.

— Я не тешу себя такими наивными иллюзиями, — покачал головой принц. — Можешь не переживать по этому поводу.

Он не стал говорить, что, возможно, с удовольствием женился бы на Белле — в любых других условиях. И без участия в обустройстве этого бракосочетания его любимейшим, драгоценным, высокочтимым папочкой. Но, к его огромному сожалению, условия были именно такими, как их мог наблюдать Мартен. Белла — скорее пленница, чем гостья, он сам — уж точно не кронпринц, а какой-то цепной пес, причем вместо ошейника на нем — браслет, временно блокирующий все магические способности Мартена.

Его Высочество поднялся на ноги так стремительно, что даже умудрился перекинуть подсвечник, но не обратил на то совершенно никакого внимания. Огонек бесполезной свечи перекинулся было на ковер, но принц, даже не посмотрев на него, мысленно приказал погаснуть. Ему не пришлось и оглядываться, дабы определить, что все сработало — достаточно было только поверить в то, что пламя погасло.

Он подошел к окну и устало оперся руками о подоконник. Собственные покои, которые принц и без того не особенно любил, теперь и вовсе превратились в надежную и ненавистную тюрьму. Вокруг слуги, впереди одна только перспектива скорой свадьбы, абсолютное отсутствие любой информации и контакта с внешним миром…

И папенька, считающий, очевидно, что он уже окончательно победил в этом сражении с собственным сыном. И, к сожалению, совсем скоро придется поверить в то, что он прав.

— Я вижу, тебе не особенно и мешает этот браслет, — произнесла вдруг Белла.

— О чем ты? — удивился принц.

— Огонь, — спокойно пояснила девушка, поднимаясь со своего места. — Разве это не ты погасил его силой мысли? Ковер уже воспламенился, а потом огонь потух, в течение нескольких секунд.

Мартен удивленно оглянулся и посмотрел на нее.

Белла стояла совсем рядом и смотрела на него, как-то странно прищурившись, словно заподозрив в чем-то. Улыбка, игравшая у нее на губах, ничего общего с торжественной или заносчивой не имела, она была спокойной и какой-то умиротворенной, что ли. Словно принцесса нашла доказательство своей правоты в какой-то обычной вещи, на которую сам Мартен даже не обращал внимания.

— Да ну, — покачал головой кронпринц. — Я в самом деле ни на что не способен! — он вскинул руку и попытался зажечь магический пульсар, но ничего не изменилось. Сколько б он ни пытался отыскать силу, этот странный источник, живущий где-то в его теле и обычно так легко откликавшийся на зов, ничего не происходило. — Вот видишь, — он печально вздохнул. — Это случайность. Может быть, огонь сам погас.

— Нет, — твердо промолвила Белла. — Я способна отличить магическое вмешательство от обыкновенного огонька, который захотел себе и погас! Вспоминай, что ты сделал, чтобы остановить пламя?

Мартен застыл, все еще сомневаясь в том, что это действительно было его рук делом. Он закрыл глаза, пытаясь восстановить перед глазами картину происходящего, представил, как пламя скачет по ковру, и он одной силой мыслью велит ему погаснуть…

Нет, не так.

Он верит, что никакого огня там нет. Потому что ему так хочется.

Дело было не в колдовстве. В вере. В силе мысли, оказавшейся куда более могучей, чем обыкновенная магия. Акреновой веры хватало для того, чтобы рядом с ним не действовала никакая магия, а чем Мартен хуже? Нет, конечно, хуже он многим, и таким гениальным политиком, как советник Шантьи, вероятно, никогда не станет, и народ его, скорее всего, до такой степени не полюбит, но все равно! Ведь этот браслет не будет действовать на него — достаточно только поверить.

Или поверить в то, что его нет на запястье.

Он посмотрел на руку — и с удивлением обнаружил, что ограничителя, надетого отцом, не осталось и следа.

— Белла, — восторженно выдохнул Мартен, — ты просто гений! — и заключил ее в объятия, безо всякой осторожности целуя девушку в губы.

Мирабелла, казалось, сама была ошеломлена таким поведением принца. Она сначала уперлась руками в его плечи, пытаясь оттолкнуть, а потом, обмякнув, ответила на поцелуй. Мартен чувствовал прохладу ее ладоней даже сквозь ткань рубашки, невольно вдохнул сладковатый аромат рангорнских духов, которыми она пользовалась здесь, должно быть, против своей воли. Настоящая Белла пахла чем-то горьковатым, пряным, как халлайнийка — только не та, верующая, зажатая и ни на что не способная, кроме как подчиняться своему мужу, а дикая, уверенная в себе, сильная и дикая.