Лебединая песня ГКЧП - Леонид Кравченко

Вечером, в начале девятого, как это было предусмотрено режимом работы в съездовские дни, я приехал в Останкино. После всего виденного и слышанного в Кремлевском дворце и в кулуарах на душе было тревожно и неуютно. По всему чувствовалось, что где-то в самых высоких политических сферах происходят подвижки, которые могут серьезным образом отразиться и на нашей работе.

Тут необходимо сделать одно маленькое, но существенное отступление. Многим непосвященным в работу председателя Гостелерадио может показаться, что, если со мной с глазу на глаз беседовал Президент СССР, значит, я был посвящен в самые сокровенные тайны. Если в кабинете председателя на 10-м этаже в Останкине стоит телефон правительственной связи с надписью «М. С. Горбачев» — значит я звонил по нему в день по нескольку раз. Были, конечно, и многочисленные доверительные беседы, и телефонные звонки. В основном они касались текущих дел и роли телевидения в жизни страны. Но к принятию ответственных политических решений я, как председатель Гостелерадио, не имел прямого отношения. Нередко случалось даже так, что мои подчиненные о чем-то узнавали из своих источников раньше, чем об этом узнавал я. И хотя это порой создавало весьма пикантные ситуации, я не считал себя вправе настаивать на большей информированности, чем мне было положено: посчитают нужным — скажут, а что меня не касается, да и бог с ним! Жить спокойнее.

Вернувшись в Останкино, встретил в приемной сразу трех заместителей и с ними главного редактора молодежных программ ЦТ Александра Пономарева. Все были слегка взъерошены, а Петр Решетов, мой первый заместитель, показалось, даже взвинчен. Они обсуждали все тот же злополучный вопрос об участии в передаче «Взгляд», запланированной на 28 декабря, Эдуарда Шеварднадзе. Я пригласил их к себе в кабинет и, выслушав доводы, поинтересовался, а есть ли договоренность с самим министром. Выяснилось, что разговоры велись только на уровне его помощников. Самого Шеварднадзе не удалось пока найти.

Я не стал рассказывать о своей беседе с президентом, чтобы не оказывать на них давление. Вместе с тем хотелось самому убедиться, какова будет реакция Шеварднадзе. По телефону правительственной связи стал разыскивать его. Однако все усилия были безуспешны. И тогда я связался с помощником Шеварднадзе Игорем Ивановым. Я задал ему только один вопрос: возможно участие в завтрашней программе Шеварднадзе? На что он заметил, что это нереально. Увы, добавил он, при всем уважении к телевидению ни «Взгляд», ни какая иная программа — наша или зарубежная — не смогут получить у него интервью в ближайшие дни. Надо понять его внутреннее состояние, драматизм пережитого. Он не откликнется. Так что наберитесь терпения и ждите.

Мы были хорошо знакомы с Игорем Сергеевичем Ивановым. Часто я с ним советовался по нашим международным телепрограммам. Видимо, доверяя мне, он в конце разговора заговорщически промолвил: «Леонид Петрович, информация только для твоего уха. Шеварднадзе «зарылся в листьях», скрылся от всех глаз и ушей. Его даже Горбачев найти не может».

После этого, казалось бы, все стало ясно. Правда, несколько часов, до полуночи, мы потратили на то, чтобы попытаться самим поразмышлять над тем, что будем делать завтра в эфире, с какой передачей можно выходить в условиях, когда съезд закончился. Приглашенный ко мне в кабинет руководитель программы «Взгляд» Александр Любимов, помнится, говорил о том, что у президента Горбачева меняется курс, он становится консервативным, и команда его тоже меняется. В подтверждение Любимов сослался на отставку Шеварднадзе и на избрание вице-президентом Янаева. Нужно ждать новых назначений, скорее всего консервативного толка.

В этом меня попытались убедить взглядовцы. Но был неотложный практический вопрос. Речь еще шла о том, какое же дать объявление телезрителям завтра по поводу невыхода «Взгляда». Я, правда, предложил пригласить в качестве основного гостя «Взгляда» Янаева, основываясь на том, что он сумел-таки во втором туре пробиться в вице-президенты. Кроме того, человек он новый, совершенно неожиданный, и будет интересно поговорить с ним.

Взглядовцам посоветовал: при вашем умении, ребята, острыми, неожиданными вопросами «потрошить» собеседника вы завтра в программе «Взгляд», может быть, даже сумеете раскрыть новую личность. Не известно, с какой стороны, правда, но раскрыть уж точно.

Однако со взглядовцами не удалось найти общего языка в этой дискуссии. На Янаева они не согласились. Он казался им неинтересным человеком. Хотя, как показали дальнейшие события, думаю, что интервью с Янаевым, возможно, стало бы историческим.

Тогда же мы пытались договориться по поводу 4 января, следующего выпуска программы «Взгляд». Однако Любимов сказал, что, поскольку наметился сильный поворот курса, надо присмотреться, куда дело ведет президент.

— «Взгляд» — политическая программа, — заявил он, — и мы не можем просто так, наспех что-то от себя делать сейчас. Поэтому мы предлагаем повторить нашу передачу о поездках Шеварднадзе по странам Африки.

Да, действительно была такая передача несколько месяцев назад, когда взглядовцы брали интервью с Шеварднадзе и его помощниками прямо на борту самолета, перелетавшего из одной страны в другую! Но почему ее повторять теперь? Я возмутился: «Ребята, это дикое предложение! Это же не повтор музыкальных программ по заявкам телезрителей, что случается. Возникла скандальная политическая ситуация. Шеварднадзе решился на крупный политический скандал. Сейчас ему рукоплещут на Западе. Разве вы этого не понимаете?!

Наивен был я, а не взглядовцы. Не исключаю, что они знали заранее об этой акции. Но тогда я твердо сказал: «Повтора давней передачи не будет».

Однако настоящая провокация случилась на следующий день. В минуту планировавшегося выхода в прямом эфире «Взгляда» вдруг появляется популярный диктор телевидения, в тот момент сотрудничавший со «Взглядом», и делает объявление: «Сотрудники программы «Взгляд» сообщают, что сегодня передача не выйдет в эфир, поскольку у взглядовцев кардинально разошлись взгляды с председателем Гостелерадио СССР Леонидом Кравченко относительно итогов закончившегося съезда народных депутатов».

Признаюсь, для меня это было полной неожиданностью. Здесь даже слово «провокация» слишком мягко оценивает то, что сотворили взглядовцы. Это была подлость, коварная подлость по отношению к человеку, который все делал накануне, чтобы спасти выход передачи, но не получилось.

Уже на следующий день я вышел сам в эфир вечером и рассказал телезрителям, где правда, а где ложь и чистой воды провокация.

После невыхода «Взгляда» 4 января началась совершенно новая полоса моей жизни. Озабоченный вопросами реорганизации Гостелерадио, обремененный решением текущих дел, отрываемый от Останкина участием в работе съезда народных депутатов СССР, я даже не мог предполагать тогда, что вокруг меня закручивается интрига, с помощью которой мне навязывают жесткую и бескомпромиссную политическую игру.

Тут надо сделать еще одно отступление.

В условиях резко обострившегося противоборства различных политических сил между ними началась открытая борьба за усиление своего влияния на телевидении. В ход было пущено все: сговор, подкуп, продвижение «своих» людей — комментаторов, обозревателей, репортеров, стремление взять под контроль популярные циклы программ. В этом отношении пример с еженедельной политической программой «Взгляд» весьма показателен.