Записки научного работника - Аркадий Самуилович Дыкман
Шрифт:
Интервал:
Мне все стало ясно. Я понял, почему Иван Романович брал кого хотел, а другие двадцать директоров институтов, к которым я обращался в поисках работы, этого не делали. Просто он был порядочным человеком, преданным делу, и эффективным, результативным менеджером, очень нужным системе. И кроме всего прочего — смелым человеком. Совокупность этих трех важнейших качеств — порядочности, эффективности и смелости — позволяла ему делать то, что он считал нужным.
Я не хочу сказать, что те двадцать директоров были неэффективными, непорядочными и несмелыми. Нет, конечно. Просто, наверное, один был эффективным и порядочным, но недостаточно смелым, другой — смелым и эффективным, но не совсем порядочным. А необходимая совокупность всех трех важных качеств в требуемых количествах из двадцати одного директора имелась лишь у Ивана Романовича.
Для себя я сделал вывод, что, если человек хочет состояться как специалист, он обязательно должен быть нужным и востребованным специалистом, а также порядочным и смелым человеком. Причем если ты — высококвалифицированный сотрудник, то быть порядочным и смелым человеком легче. Конечно, при наличии желания. И эти уроки, которые я получил от Ивана Романовича, помогли мне в жизни. Хотя прошло уже почти тридцать лет, я до сих пор вспоминаю, как в 1992 году, когда все рушилось, генеральный директор «Тольяттикаучука» Н. В. Абрамов сказал:
— Ты нужен мне и заводу, поэтому, пока у нас есть хоть какие-то деньги, ты и твои люди без куска хлеба не останетесь.
В тот момент я подумал: «Спасибо Ивану Романовичу за науку».
Мне неудобно, что в этой главе я много рассказал о моих мытарствах в поисках работы и мало об Иване Романовиче. Но я хотел показать глубину пропасти, в которую он не дал мне упасть. Иногда я вспоминаю тот год и с ужасом думаю, как могла бы сложиться моя судьба, если бы Иван Романович оказался подобен двадцати другим директорам. Зная свой характер, я понимаю, что никогда не пошел бы работать на водопроводную станцию, потому что там мог бы использовать, наверное, не более десяти процентов потенциала образования, полученного сначала в прекрасной химической школе, а потом на химическом факультете университета. Я считал бы такую работу поражением для себя.
В начале 1970-х годов среди молодежи было много разговоров об эмиграции. Кто знает, может, я и уехал бы, не получи интересной работы. Не знаю, как бы сложилась моя судьба в эмиграции, — скорее всего, мне было бы там дискомфортно, ведь я всеми фибрами души привязан к Ленинграду. Если куда-нибудь уезжаю, дней через пять мне начинает не хватать ленинградского дождя, можно и с мокрым снегом — моей любимой погоды. Я всегда подчеркиваю, что моя родина — Ленинград, а не Санкт-Петербург, поскольку я родился и прожил сорок четыре года жизни в Ленинграде до его переименования. Кроме того, наверное, лет с семи у меня появилась чисто физиологическая потребность погладить рукой, а если никто не видит, то и потереться щекой о шершавый гранит парапетов набережной Невы у Ростральных колонн. А лет с двадцати появилась другая привычка.
Я тогда писал диплом в Научно-исследовательском химическом институте (НИХИ) при Ленинградском государственном университете (ЛГУ), находившемся в центральном здании, и, выходя поздно вечером на набережную, стоял на остановке автобуса, глядел на купол Исаакиевского собора и загадывал какое-нибудь желание, в основном касавшееся моих будущих научных достижений. И чем старше я становлюсь, тем сильнее потребность выйти на стрелку Васильевского острова, пешком добраться до университета и помечтать. И не верьте тому, кто говорит, что с годами желаний становится меньше. Это неправда. С возрастом всего хочется больше и острее, поэтому мне все чаще надо смотреть на Исаакий и гладить в строго определенном, «моем» месте парапет набережной самой прекрасной реки в мире. Конечно, меня тянет на 13-ю линию Васильевского острова, где располагалась дорогая для меня школа № 10, зайти внутрь и, может быть, даже посидеть за моей партой в кабинете химии. Но, увы, школы уже давно нет. Теперь там салон по продаже автомобилей: видать, продажа автомобилей важнее образования детей. Когда я впервые увидел автомагазин на родном для меня месте, понял, что больше никогда сюда не приду: не могу смотреть на реконструированную «родную хату». Хотя понимаю, что и автомобили нужны. Лет пять назад я провел за границей около трех месяцев. И наутро после прилета, не заехав на работу, сразу отправился по любимым местам дорогого для меня города. Поэтому я не думаю, что мне было бы комфортно за границей, как бы благополучно там ни жилось. Действительно не хлебом единым…
Вспоминая годы, на которые пришлось мое распределение после университета, я спрашиваю себя: осталась ли у меня обида за те два месяца унизительных звонков в различные институты и могу ли я с полной уверенностью сказать: «Нет, у меня нет обиды на отказы»? Наверное, я был тогда молод и воспринимал происходящее скорее с юмором, чем с огорчением. Кроме того, закончилось все хорошо. А главное, после 1991 года прекратилась политика государственного антисемитизма.
Конечно, в России, как и в любой другой
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!