Четверо слепых мышат - Джеймс Паттерсон

– Целых три года – и вот наконец мы у финиша, – сказал Харрис, поднимая стакан коньяка, уже четвертый за этот вечер.

– Если только наш таинственный благодетель не передумает, – предостерегающе заметил Старки. – Такое не исключено. Может потребоваться еще один удар. Или возникнет какое-то непредвиденное осложнение. Что вовсе не означает, что мы не должны сегодня пировать.

Браунли Харрис доел свой творожный пудинг и промокнул рот тканевой салфеткой.

– Завтра возвращаемся домой, в Роки-Маунт. Жизнь – хорошая штука. В смысле не такая уж скверная. Мы с триумфом вышли из игры, непобежденными и непревзойденными. Теперь мы недосягаемы.

Уоррен Гриффин только ухмылялся. Он был изрядно вымотан и опустошен. Так же как, впрочем, и Харрис. Но только не Старки, который повторил:

– Но сегодня мы празднуем. Мы чертовски честно это заслужили. Точь-в-точь как в былые дни: в Сайгоне, в Бангкоке, в Гонконге. Ночь только начинается, и мы полны злости и задора. – Он поближе наклонился к друзьям. – Сегодня ночью я хочу мародерствовать. Бесчинствовать и убивать. Это наше право.

Покинув ресторан, трое друзей ленивым шагом двинулись к Восточной Сорок второй улице, между Первой и Йорк-авеню. Строение из темно-красного кирпича, перед которым они остановились, представляло собой четырехэтажный дом без лифта, знававший лучшие времена. Привратника не было. Старки это заведение было известно под названием «Азиатский дом». Он уже бывал здесь.

Он позвонил в звонок парадного и стал ждать ответа.

Из переговорного устройства послышался мурлыкающий женский голос со знойным придыханием:

– Здравствуйте. Будьте добры, назовите пароль, джентльмены.

Старки по-вьетнамски произнес пароль: «Серебро. Мерседес II».

Прожужжал замок, и дверь отворилась, впуская их внутрь.

– Как эм данг чо. Эм деп хетт хэй, – также по-вьетнамски промолвила стоящая на пороге женщина. Что означало: «Дамы ждут вас, и они просто сногсшибательны».

– Мы тоже, – ответил Томас Старки и засмеялся.

Они с Харрисом и Гриффином миновали один пролет выстланной красным ковром лестницы. Когда оказались на первой площадке, открылась простая серая дверь.

На пороге, чуть расставив полусогнутые ноги, стояла эффектная девушка-азиатка, стройная, гибкая и юная, – не старше восемнадцати. На ней были черный бюстгальтер и трусики, чулки с поясом и туфли на высоких каблуках.

– Добрый вечер, – сказала она по-английски. – Я – Ким. Добро пожаловать. Вы очень красивые мужчины. Для нас это тоже будет большое удовольствие.

– Ты сама очень красивая, Ким, – сказал Старки по-вьетнамски. – А твой английский безупречен. – Затем он выхватил револьвер и ткнул дуло девушке между глаз. – Ни слова больше, не то умрешь. Прямо здесь, прямо сейчас, Ким. И твоя кровь разбрызгается по всему ковру и по стенам.

Он втолкнул девушку в комнату, где на двух маленьких кушетках сидели еще три девушки, тоже азиатки, юные и очень хорошенькие.

Все были облачены в шелковые неглиже разных цветов: цвета лаванды, красное и розовое, – и в тон им туфли на шпильках и чулки.

– Молчать, леди. Ни слова! – распорядился Старки, наставляя пистолет на одну, потом – на другую.

– Ш-ш, – поднес к губам палец Браунли Харрис. – Никто не пострадает. Мы тоже этого не хотим. Доверьтесь мне, мои азиатские куколки.

Старки настежь распахнул дверь в задней части гостиной. Он захватил врасплох женщину постарше, вероятно, ту самую, чей голос звучал из переговорного устройства, а также здоровенного вышибалу в черных спортивных трусах и футболке, с напечатанной на ней надписью «CRUNCH». Оба жадно поедали китайскую еду из картонных коробок.

– Никто не пострадает, – произнес Старки по-вьетнамски, закрывая за собой дверь. – Руки вверх!

Мужчина и женщина медленно подняли руки, и Старки застрелил их на месте из револьвера с глушителем. Потом прошел к переговорному устройству с видеокамерой и спокойно вытащил пленку – ведь камера электронного наблюдения перед парадным входом, конечно, зафиксировала их прибытие.

Оставив сползшие на пол бесформенной грудой окровавленные тела, убийца возвратился в гостиную. Вечеринка уже началась без него. Браунли Харрис целовал и ласкал юную красотку, открывшую им дверь. Он приподнял Ким, крепко прижал ее крохотный ротик к своим губам и не отпускал. Та была слишком перепугана, чтобы сопротивляться.

– Мэй каин эй мои дем лай нхью кы ньем (Вот такие моменты и запоминаются), – сказал Старки и улыбнулся своим друзьям и женщинам.

Они проделывали это много раз прежде, и не только в Нью-Йорке. Они «отмечали» таким образом победы в Гонконге, Сайгоне, Франкфурте, Лос-Анджелесе, даже в Лондоне. Все это началось в Южном Вьетнаме, когда они были еще совсем юнцами: лет двадцати или чуть за двадцать, – когда шла война и кругом царило безумие. Старки называл это «жаждой крови».

Четыре девушки-азиатки были насмерть перепуганы, и Старки это заводило. Он начисто съезжал с катушек при виде страха в их глазах. Старки был убежден: то же самое испытывают все мужчины, хотя лишь немногие в этом признаются.

– Бон тао муон лиен хоан! (Теперь мы будем пировать!) Чи лиен хоан тхе тхои! (Это наш праздник!) – прокричал он.

Старки выяснил, как зовут девушек: Ким, Лан, Сузи и Хоа. Все они были хорошенькие, но Ким – настоящая красавица. Стройное тело с маленькими грудями, тонкие черты лица – все лучшее из смешанного наследия, доставшегося ей от предков: судя по всему, китайцев, французов и индийцев.

Харрис нашел в маленькой кухне бутылки виски и шампанского. Он пустил спиртное по рукам и заставил девушек тоже выпить.

Алкоголь их немного успокоил, но Ким продолжала спрашивать, что с хозяйкой. Время от времени внизу, у входной двери, звонил звонок. Ким говорила по-английски лучше всех, поэтому ей было велено отвечать, что девушки на сегодняшнюю ночь все заняты – на частной вечеринке.

– Пожалуйста, зайдите в другое время. Спасибо.

Гриффин забрал двух девушек наверх, на следующий этаж. Старки с Харрисом глянули друг на друга, вращая глазами.

Как только «малыш» ушел наверх, Старки навострил уши. По крайней мере он хоть оставил для них с Браунли двух самых хорошеньких – Ким и Лан.

Старки пригласил Ким потанцевать. В ее раскосых глазах мерцали фиолетовые искорки. Теперь, если не считать туфель на высоких каблуках, Ким была совершенно нага. Из радио лилась старая песня в исполнении группы «Новобранцы». Пока они танцевали, Старки вспомнил, что у вьетнамок существует пунктик насчет своего роста, по крайней мере когда они находятся в обществе мужчин-американцев. Или, может, это у американцев пунктик насчет своего роста? Или длины?