Прирожденный ангел - Скотт Спир

Она была дочерью моей экономки. Ее отец оставил семью, переехал в Техас, когда она была еще ребенком. Она и ее мать жили в гостевом домике в моем поместье.

— Пенелопа… так ее звали… мы иногда играли в шахматы. Она выигрывала половину времени, и я не поддавался ей. Она была умная. И она заставляла меня смеяться. У меня никогда не было никаких братьев и сестер и было… весело… когда малышка смеялась рядом. Я и сам был почти ребенком, честно говоря. Я часто помогал ей делать уроки. Спустя некоторое время, я начал думать о ней как о члене моей семьи. И что-то в той девочке заставило меня задуматься, только чуть-чуть, о той эгоистичной Ангельской жизни, которой я жил.

Сильвестр остановился, чтобы сделать глоток виски. Он посмотрел на его искаженное, янтарное отражение в дне бокала до начала следующей части.

— Это был прекрасный день. Самый прекрасный день, который ты мог пожелать в Городе Ангелов. Особенно в те дни, когда загрязнение было гораздо хуже.

— Пенелопа и ее мать, Мария, должны были поехать к родственникам в Восточный Лос-Анджелес. Они настояли на том, что поедут на автобусе, даже при том, что я предложил отвести их. Я думаю, что Мария была бы смущена, что я увижу, где их семья жила. — Сильвестр покачал головой. — Это — то, что Ангелы вызывают у других людей.

— Что случилось? — спросил Джекс.

— Водитель автобуса был на автостраде, когда у нее случилась диабетическая кома. На шестидесяти милях в час автобус полетел к переходу, по которому они шли.

— У меня было видение. Смерть Пенелопы и ее матери. Это было жестоко, выжгло мой разум. Я увидел ее частоту мгновенно. Она умирала под сокрушительной тяжестью автобуса, когда он опрокинулся на эстакаду и дорогу. Она была, конечно, не под Защитой. Мария могла работать и спасать в течение тридцати лет и ни разу не позволила влезть в политику Защиты. Теперь я знаю, вот почему мой отец не хотел, чтобы я общался с людьми. Не потому, что он был снобом.

— Прежде, чем я понял то, что я делаю, мои крылья открылись. Я вырвался через окно дома и полетел к скоростному автобусу на автостраде. Я был там, Джексон. Я успел вовремя. В тумане, я был рядом с автобусом, готовый спасти, когда автобус рухнул на бетон, как папье-маше, и полетел прямо вниз по улице.

— Но я… — голос Сильвестра прервался на мгновение под тяжестью эмоций. — Я заколебался. Всего на мгновение.

Джексон вздрогнул.

— Я думал о последствиях. О несанкционированном спасении. Потери крыльев. Я колебался. Вместо… вместо того, чтобы просто спасти ее. Я думал о ничтожном себе. Вместо того, чтобы думать о красивой девушке. Это было только мгновение. Но этого было достаточно.

— Автобус начал рушиться от удара об асфальт и сложился, как аккордеон. Я рванул и воспользовался временем, чтобы заморозить аварию. Это взяло все, что было во мне. Куски бетона повисли в воздухе, огромные искры летели из-под смятого автобуса на улице, застывшие в пространстве.

Испуг застыл на лицах тех, кто стоял на улице. Я все еще помню это, ясно, как вчера. Я ворвался через автобусное окно и нашел Пенелопу и ее мать. Они застыли. Ее волосы плавали за спиной. Шрапнель и сумки, и очки, и кровь плыли там, также. Все застыло как на фотографии. И было уже слишком поздно. Нижняя половина Пенелопы была уже раздавлена.

Но у нее был странно спокойный взгляд на лице. Я просто смотрел вниз на ее ноги и нижнюю часть туловища, искореженную металлом, и я начал плакать. Автобус слегка начал двигаться, моя хватка времени начала уменьшаться. Я разорвал металл, нагнулся и вытащил Пенелопу и ее мать из обломков, когда автобус полностью разбился и упал.

— Я сидел на асфальте, и Пенелопа лежала у меня на коленях. Она широко раскрыла глаза на секунду. Пришла в сознание и увидела меня. И ты знаешь, что эта девочка сказала мне? «Это не больно». Она умерла на моих руках.

Джекс смотрел на детектива, и его голубые глаза были влажными. Он ничего не говорил.

— Мария пережила травмы, но уже никогда не была прежней. Она была убита горем. Она получила место от города и автобусной администрации и уехала обратно в Сальвадор. Каждое Рождество я получаю открытку.

— NAS смогли скрыть от общественности тот факт, что было несанкционированное спасение. Но я был немедленно наказан. ПДА взяли меня в тот вечер. Мне было все равно. Меня вытащили из бара в центре города, где я надеялся уничтожить себя. После того, как я не смог спасти Пенелопу… Я даже не хотел жить дальше. Моя подруга, Сильвия, умоляла меня сражаться, но я знал, что это бесполезно. Она в конечном итоге прошла Инициацию в качестве Хранителя в Рио-де-Жанейро. Я никогда не видел ее с тех пор. Они об этом позаботились. И они забрали мои крылья.

— Я присоединился к ПДГА. Сменил фамилию на то, что раньше было моим отчеством: Сильвестр. Я попытался начать новую жизнь, чтобы пережить мою вину и стыд. Думал, что я смогу похоронить себя в отделе. Слухи, распространяемые ПДГА, что я пропустил спасение, Защиту, и что именно поэтому я был опозорен, выдохлись. Если бы они только знали, насколько хуже это было.

— Я… прости, — сказал Джекс. — Мне не следовало поднимать эту тему. Я…

— Нет причин не знать, Джекс, — сказал Сильвестр. — Именно поэтому я делаю то, что делаю. Не потому, что все это может когда-нибудь вернуть невинного ребенка обратно, или стереть то, что я сделал, когда не смог спасти Пенелопу во время, потому что думал о себе. Но каким-то образом, каким-то образом, я могу, по крайней мере, все немного исправить. — Он допил виски перед тем, как поставить стакан со звоном на стол. — Джексон, ты спас, кого ты любил и почти заплатил самую высокую цену. Но ты спас ее. Никогда не забывай этого.

Мысли Джексона потекли обратно к Мэдди. Его голос был знающим.

— Не забуду.

— А теперь, извини, мне нужно съесть мой ужин, пока он совсем не остыл.

Сильвестр и Джекс встали.

— Спасибо за это, — сказал Детектив, кивая на конверт из толстой бумаги, лежащий на его журнальном столике.

— Я просто хочу помочь. Даже при том, что такое чувство, будто никто не думает, что я могу что-нибудь сделать. Мне, по крайней мере, нужно попробовать, я думаю. — Он опустил глаза снова. — В любом случае. Спасибо, и спокойной ночи, — сказал Джекс, выходя