Гордость и гордыня - Джейн Остин

— Немного.

— О, в таком случае… мы будем рады как-нибудь вас послушать. Наш инструмент превосходен, и, полагаю, лучше… вы как-нибудь его попробуете. Ваши сестры играют и поют?

— Одна из них.

— Почему вас всех этому не обучили? Учить следовало вас всех. Все мисс Уэббс играют и поют, а доход их отца меньше, чем у вашего. Вы рисуете?

— Нет.

— Как? Ни одна из вас?

— Да, ни одна.

— Очень странно! Но, полагаю, у вас не было такой возможности. Вашей матушке следовало бы возить вас в столицу каждую весну и брать вам учителя рисования.

— Маменька ничего против не имела бы, но папенька терпеть Лондона не может.

— Ваша гувернантка уже ушла от вас?

— У нас никогда не было гувернантки.

— Не было гувернантки? Как возможно? Пять дочерей росли дома без гувернантки! В жизни не слышала подобного. Ваша матушка, верно, совсем измучилась, занимаясь вашим образованием.

Элизабет едва удержалась от улыбки, заверяя ее, что это далеко не так.

— Так кто же учил вас? Без гувернантки вы не могли усовершенствоваться.

— Полагаю, в сравнении с некоторыми другими семьями таки было. Но те из нас, кто хотел учиться, не были лишены такой возможности. Нас всегда поощряли читать побольше, и у нас были все необходимые учителя. Но те, кто предпочитал лениться, не находили этому никаких помех.

— Да, разумеется. Для того-то и нужны гувернантки, и будь я знакома с вашей матушкой, я настоятельно посоветовала бы ей взять для своих дочерей гувернантку. Я не устаю повторять, что никакое образование невозможно без постоянных занятий под наблюдением опытной наставницы. А кто лучше подходит для этого, чем опытная гувернантка? Право, удивительно, скольким семьям я посодействовала в их поисках! Я всегда рада помочь молодой особе найти хорошее место. Четыре племянницы миссис Дженкинсон благодаря мне превосходно устроены, и совсем недавно я дала рекомендации еще одной молодой особе, про которую мне случайно упомянули, и семья в совершенном восторге от нее. Миссис Коллинз, я говорила вам, что леди Меткаф заезжала вчера поблагодарить меня? Она нашла в мисс Поуп истинное сокровище. «Леди Кэтрин, — сказала она мне, — вы подарили мне истинное сокровище». Кто-нибудь из ваших сестер уже выезжает, мисс Беннет?

— Да, сударыня, они все.

— Как, все пятеро одновременно? Весьма странно! A вы ведь вторая по старшинству. Младшие выезжают, когда старшие еще не замужем! Ваши младшие сестры ведь должны быть еще очень юными.

— Да, самой младшей еще не исполнилось шестнадцати. Пожалуй, она правда еще слишком молода, чтобы часто бывать в обществе. Но, право, сударыня, мне кажется очень жестоко лишать младших сестер возможности выезжать и развлекаться потому лишь, что у старших не было случая или желании рано вступить в брак. Самая юная в семье имеет такое же право наслаждаться радостями молодости, как и самая старшая. И лишаться их по подобной причине! Думаю, это не очень способствует любви между сестрами или деликатности характера.

— Гм, — сказала ее милость. — Свое мнение вы высказываете очень решительно для столь молодой особы. Скажите, сколько вам лет?

— Если три мои младшие сестры уже выросли, — ответила Элизабет с улыбкой, — ваша милость не может ожидать, что я признаюсь в своем возрасте.

Леди Кэтрин, казалось, была поражена, не получив прямого ответа, и Элизабет подумала, что, видимо, она первая осмелилась ответить шуткой на подобную высокомерную бесцеремонность.

— Вам не может быть более двадцати лет, а потому вам незачем скрывать свой возраст.

— Во всяком случае, мне не двадцать один год.

Когда джентльмены присоединились к ним и чай был выпит, разложили карточные столики. Леди Кэтрин, сэр Уильям, мистер и миссис Коллинз сели сыграть партию в кадриль, а так как мисс де Бэр предпочла казино, двум барышням вкупе с миссис Дженкинсон досталась честь играть с ней. За их столом царила нестерпимая скука. Молчание нарушалось, лишь когда этого требовали карты или же когда миссис Дженкинсон выражала опасение, что мисс де Бэр слишком жарко или слишком холодно, что свет слишком для нее яркий или слишком тусклый. За соседним столом игра шла оживленнее. Говорила главным образом леди Кэтрин — указывала остальным троим на их ошибки или рассказывала о каком-либо случае из собственной жизни. Мистер Коллинз усердно соглашался со всем, что изволила сказать ее милость, благодарил ее за каждую выигранную фишку и извинялся, если ему казалось; что он выиграл их слишком много. Сэр Уильям больше помалкивал, старательно запоминая занимательные случаи и аристократические фамилии.

Когда леди Кэтрин и ее дочери карты наскочили, столики были убраны, миссис Коллинз предложили экипаж, она должным образом поблагодарила, и тут же было приказано его заложить. Затем общество собралось у камина выслушать, какую погоду, по решению леди Кэтрин, им следует ожидать назавтра. Затем доложили, что экипаж подан, и после множества изъявлений признательности мистера Коллинза и такого же множества поклонов, отвешенных сэром Уильямом, они отправились восвояси. Едва экипаж отъехал от крыльца, как кузен потребовал, чтобы Элизабет высказала мнение обо всем, что ей довелось увидеть в Розингсе, и отзыв ее, ради Шарлотты, был более хвалебным, нежели искренним. Однако эти похвалы, хотя они стоили ей немалых усилий, нисколько не удовлетворили мистера Коллинза, и вскоре он почувствовал себя обязанным самому взяться за панегирик леди Кэтрин.

Сэр Уильям провел в Хансфорде всего неделю, но ее оказалось достаточно, чтобы он убедился, что жизнь его дочери исполнена всяческого благополучия и что мужа лучше и соседки лучше, чем у нее, вообразить невозможно. Пока сэр Уильям гостил у них, мистер Коллинз каждое утро катал его в шарабане по окрестностям, но после его отъезда жизнь в доме вошла в обычную колею, и Элизабет с радостью убедилась, что из-за этого они не стали видеть ее кузена чаще. Большую часть времени между завтраком и обедом он теперь посвящал либо работе в саду, либо чтению, либо писанию проповедей или писем, либо созерцанию проезжей дороги, на которую выходили окна его рабочего кабинета. Комната, в которой сидели барышни с его супругой, была обращена окнами во двор. Вначале Элизабет удивлялась, почему Шарлотта не предпочла для этого столовую, более обширную и не с таким унылым видом из окон. Но вскоре она убедилась, что у ее подруги имелась весьма веская на то причина, ибо мистер Коллинз, несомненно, проводил бы в кабинете гораздо меньше времени, если бы они выбрали для себя более привлекательный приют. И она воздала Шарлотте должное за ее мудрый выбор. Из гостиной они не могли видеть дорогу и только благодаря мистеру Коллинзу знали, какие экипажи проследовали по ней, и особенно сколько раз мимо проезжала мисс де Бэр в своем фаэтоне, о чем тут же торопился сообщить им, хотя это происходило почти каждый день. Довольно часто она останавливалась, чтобы побеседовать с Шарлоттой, но уговорить ее выйти из экипажа не удавалось почти никогда.