Когда оживают Тени - Сергей Джевага

Вполне ожидаемо — мутно-зеленая тьма. На такой глубине иного не бывает. Свет с поверхности с трудом пробивает ледяной панцирь и рассеивается, тускнеет футах на пятидесяти. Но это нормально, скорее бы поднял тревогу, если б увидел сияние. Так как на плюсовых горизонтах ходят либо самые смелые и голодные рыбаки на легких суденышках с малой инерцией, или отчаянные безумцы, ищущие смерти от столкновения с айсбергом.

Извечный страх перед злом с поверхности заставлял больше доверять сумраку глубин.

А может, с гибнущим кораблем так и случилось? Сунулись за каким-то чертом вверх, ударились о лед?.. Тогда почему молчат? Залило рацию?..

Поняв, что битую минуту мысленно бьется в бесплотных попытках разгадать загадку утопленника и, почувствовав спиной напряженные злые взгляды, Олаф скупо спросил:

— Киг, где она?

— Пятнадцать градусов слева по носу, — сипло ответил гидроакустик. — Минус двадцать на дифферент. Продолжает медленно погружаться. Слышу, как журчит и плещется вода, помпы не работают.

Значит, сейчас грузовик чуть выше и правее — прикинул мичман. Покрутил ручки настроек, чтобы наружный «глаз» перископа смотрел в нужном направлении. Затем нащупал рукой панель управления и щелкнул парочкой тумблеров.

Где-то наверху раздался металлический лязг, послышался шум воды — открывалась одна из шахт, выпуская за борт бронзовую сферу, покрытую дорожками и линиями гностических рисунков. Олаф не стал смотреть на индикаторы, по опыту зная, сколько уходит времени на активацию. Накрутил ручку мощности и тронул регулятор спектра, без промедления нажал кнопку пуска.

Черно-зеленую мглу в окуляре на секунду прорезала блеклая вспышка. Но хватило, чтобы углядеть размытый силуэт. Мичман быстро перенаправил перископ, затем настроил эльм-сферу и навел фокус, чтобы свет бил широким пучком.

Второй всполох больно ударил по глазам, привыкшим к вечному сумраку. Но бывалый техно-эльмик не отшатнулся, более того — успел нажать на соответствующий рычаг. Медленно отстранился от окуляра и поморгал, затем вывел на тусклое стекло зафиксированный силуэт субмарины. Достал с полки нужный атлас и пошуршал страницами, молча передал Гобану.

— Девятое поколение, сверхмалый класс. Кодовое имя — Ищейка, — прочитал капитан. Поднял взгляд на мичмана, и тускло улыбнулся. — Быстро сработал, я в тебе не сомневался. И улов неплохой… Бернард, ты за старшего. Киг, Ол, контролируйте и направляйте к шлюзу, будем стыковаться. Я к ребятам.

Капитан решительно развернулся и, пригнув голову, перешагнул порог люка. Какое-то время слышались тяжелые шаги, шуршание плаща, затем раздались отрывистые команды, голоса «абордажной» команды».

— Олаф! — позвал Бернард.

— Да, — кивнул мичман. Вновь прильнул к окуляру, дал чуть рассеянную вспышку. — Малый вперед, право руля двадцать градусов и стоп машины, дальше играем балластом.

— Принято.

Моторы вновь загудели, пол под ногами вяло качнулся. Олаф опять «засветил» тонущий кораблик, короткими фразами корректировал действия штурмана. А сам продолжал жать на кнопку пуска, с болезненным любопытством всматриваясь в перископ.

Чувства Гобана на поверхности. Сверхмалый класс значит две вещи. Первое — то, что спас-капсул на субмарине нет и, вернее всего, придется готовить мешки для трупов. Ну, или встречать-размещать полудохлых гостей. Второе — то, что в таком кораблике элементарно не могла поместиться слишком большая пиратская банда, разве что пара-тройка головорезов с газовыми гранатами, надеющихся на эффект неожиданности. Но вряд ли, слишком отчаянный план. Да и лодки подобного типа для разбоя не использовались. Крепкие и быстрые, с кусачими торпедами, но чересчур маленькие для погрузки награбленного.

Скорее уж действительно кто-то контрабанду тащил, да не дотащил. Встретил конкурентов или патруль, неудачно подставил бок глубинной бомбе. В любом случае это обнадежило капитана. Если команда дышит, можно обсуждать условия спасения, отступные. Если нет, то быстро обчистят трюм, снимут самое ценное оборудование и оставят тонуть дальше. Потом передадут координаты в Морскую Коллегию, получат дополнительную премию.

Стоит признать, пресловутая скука похода развеялась. Как назвать, если не приключением? И долгие месяцы после происшествия они будут рассказывать в портовых кабаках о «призраке». Будут приплетать новые подробности, выстраивая ореол мистической таинственности. Чтобы самим выглядеть мужественнее и значительнее, чтобы банальное ограбление полумертвого корабля казалось чем-то почти героическим.

Но Олаф почему-то не радовался. Более того, испытывал нехорошее предчувствие. И кто знает, что тому виной. То ли обострившееся здравомыслие, очевидная нелогичность происходящего. То ли воспоминание о кляксе с щупальцами, которую собственноручно нарисовал и имел глупость гадать по ней.

Мичман продолжал до рези в глазах всматриваться в окуляр. И перед стыковкой рискнул перевести режим на непрерывный, догадался сменить спектр. Мутная тень обрела детали, краски и форму — стремительный узкий корпус с небольшой надстройкой, позеленевший от водорослей и ракушек киль, блеск металла.

Весь правый борт искорежен, будто кораблик ломали ладони великана. Рули глубины погнуты, в тонком корпусе многочисленные дыры, истекающие пузырьками воздуха. Субмарина явно пережила близкий взрыв. Однако нечто в ней выглядело неправильным, помимо очевидных повреждений. Что-то ускользающее от внимания заставляло Олафа холодеть внутри, до боли в суставах цепляться за поручни перископа.

Что?..

Где-то за спиной, далеко в иной реальности раздавались голоса гидроакустика и штурмана. Послышался скрежет выдвигаемой шлюзовой трубы, перешедшей в громкий лязг. Кто-то ругался, кто-то резко отдавал команды.

Звуки ушли, остались незначительным фоном. А мичман продолжал фут за футом рассматривать корпус потерпевшей бедствие подлодки. Надолго задержал глаз перископа у таблички в виде бегущей кошки на носу, передвинулся выше. И тут его тряхнуло догадкой.

Лед! Слишком много льда на тонком корпусе! На глубинах субмарины не обмерзают, так как вода относительно теплая — то ли подводные вулканы виноваты, то ли источники. Но холод идет с поверхности. А кораблик в ледяной корке, будто на сотню лет вмерз в айсберг. И характерные повреждения — деформированный нос, гнутая надстройка, длинные полосы по борту как от когтей.

Ужасная мысль обрушилась на Олафа подобно ведру воды. Вздрогнул, разом выныривая из глубокого транса, отшатнулся от перископа и открыл рот, чтобы крикнуть, предупредить. Но вопль застыл в горле, так как разом сообразил, что творится нечто несусветное.

Киган и Бернард исчезли с мостика, он остался в полном одиночестве. Лишь лампы под потолком и на приборных панелях тревожно мерцали. В углу, у поста штурмана гудела и мерцала бронзовыми дорожками толстая колонна автоматона — видимо, рулевой, решил включить, чтобы не погрузились глубже, пока в отлучке. Гностическая машина автоматически выруливала на прежний курс, хоть и медленно — пришвартованный кораблик тащил вниз.