Октябрь 1917. Кто был ничем, тот станет всем - Вячеслав Никонов

В середине марта центр партийной активности переместился из коридоров Таврического дворца и редакции «Правды» в новое помещение — особняк знаменитой балерины Матильды Феликсовны Кшесинской, о романе которой с Николаем II в его юные годы ходили слухи. С первых дней революции в нижнем этаже был расквартирован броневой дивизион, испытывавший пробольшевистские симпатии. Петербургский комитет решил, что верхний этаж вполне подойдет для нужд революционного штаба партии и без какой-либо официальной санкции занял его для себя, ЦК и центрального бюро профсоюзов. Несчастная Матильда… Когда Совет разрешил ей наведаться в собственный дворец, она онемела: «Прекрасная мраморная лестница, покрытая красным ковром, была завалена книгами, в которых копались какие-то женщины… Великолепный ковер, привезенный из Парижа, был залит чернилами, а всю мебель вынесли вниз. Из модного шкафа вырвали дверцу вместе с петлями и вынули все полки, а в шкаф поставили винтовки… В моей ванне было полно окурков… Рояль фирмы «Бехштайн», сделанный из красного дерева, неизвестно зачем перенесли в оранжерею и втиснули между двумя колоннами… Как-то проезжая мимо своего дома, я увидела Александру Коллонтай, прогуливавшуюся по моему саду в моем же горностаевом манто. Говорили, что она носила и другие мои вещи»[332]. Революционная целесообразность пожинала свои плоды.

Особняк Кшесинской выступил и центром создания Военной организации большевиков: партия активно взялась за работу в армии. Еще 10 марта на заседании Петербургского комитета была создана комиссия по ведению работы в войсках, в которую вошли Николай Иванович Подвойский, Владимир Иванович Невский, Сергей Николаевич Сулимов и Сергей Яковлевич Багатьев (Багатьян). 31 марта состоялось учредительное собрание Военной организации, на котором присутствовали представители 48 воинских частей Петроградского гарнизона — как большевики, так и сочувствовавшие. Членство было фиксированным, с выдачей членских книжек и ежемесячным взносом в 35 копеек[333]. Во главе были поставлены два большевика, заслуживших высокую оценку Троцкого: «Подвойский — яркая и своеобразная фигура в рядах большевизма, с чертами русского революционера старого типа, из семинаристов, человек большой, хотя и недисциплинированной энергии, с творческой фантазией, которая, правда, легко переходила в прожектерство. Слово «подвойщина» получило впоследствии в устах Ленина добродушно-иронический и предостерегающий характер. Невский, в прошлом приват-доцент, более прозаического склада, чем Подвойский… привлекал к себе солдат простотой, общительностью и внимательной мягкостью. Вокруг этих руководителей собралась группа ближайших помощников, солдат и молодых офицеров, из которых некоторым предстояло в дальнейшем сыграть немалую роль»[334].

Во дворце Кшесинской вовсю шла подготовка к Всероссийскому совещанию большевиков, которое, если точно, надо рассматривать как заседание большевистской фракции Всероссийского Совещания Советов рабочих и солдатских депутатов. Фактическая узурпация Петроградским — городским — Советом прав и функций общегосударственного «органа демократии» изначально признавалась исторически неизбежной всеми соцпартиями, но столь же очевидной была необходимость созыва Всероссийского съезда Советов. Приглашение на него были разосланы по всем городам, и в столицу съехались 479 делегатов. Комитет по организации съезда во главе с Богдановым счел представительство недостаточным, поэтому было решено вместо него провести предварительное Всероссийское Совещание.

Большевики, не избалованные широким представительством в Петроградском Совете, полагаю, были немало удивлены, когда на Совещании появилось более сотни ранее незнакомых сторонников из провинции — четверть от всех делегатов. Они-то и стали участниками мартовского Всероссийского совещания большевиков. «Совещание большевиков открылось 27 марта во дворце Кшесинской, а затем продолжалось в помещении большевистской фракции Совещания Советов — на хорах Таврического дворца, — вспоминала секретарствовавшая на всех заседаниях Феодосия Ильинична Драбкина. — Обстановка для работы была самая неподходящая: значительная часть делегатов была участниками Всероссийского Совещания Советов, некоторые из них входили в комиссии, созванные обоими совещаниями. Партийное совещание заседало урывками, во время перерывов на Совещании Советов, само обсуждение вопросов носило порой хаотический характер»[335]. ЦК партии на совещании был представлен Сталиным, Шляпниковым, Молотовым, Залуцким и подъехавшей Еленой Дмитриевной Стасовой.

Первым обсуждался вопрос о войне, докладчик — Каменев. Он уже отказался от своих строго оборонческих взглядов, тем не менее прения были исключительно жаркими и длились два дня. Хотя протоколы большевистского совещания за 27 и 28 марта не сохранились (исчезли во время взятия дворца Кшесинской в июльские дни 1917 года сторонниками Временного правительства), картина внутрипартийной борьбы, по воспоминаниям, вырисовывалась следующая: «По вопросу о войне среди участников наметились три течения — пишет Драбкина, — «революционные оборонцы» (Войтинский, Элиава, Севрук и другие) поддерживали оборонческую линию Исполкома Петроградского Совета; другая группа делегатов (Коллонтай, Милютин, Молотов и другие) не допускала никаких уступок оборончеству; наибольшее число депутатов хотя и выступало против поддержки войны, но не решалось полностью порвать с «революционным оборончеством»[336]. В результате дебатов родилась компромиссная резолюция, в которой левые могли удовлетвориться тезисом о возможности прекращения войны только с переходом власти в руки пролетариата, а оборонцы — о противодействии дезорганизации армии и необходимости поддержания ее мощи. Ничего другого до открытия Всероссийского Совещания Советов большевистские делегаты обсудить не успели.

29 марта в полном составе делегаты совещания переместились в большой зал Таврического дворца. Доклад о войне делал Церетели, доказывавший необходимость параллельно с борьбой за мир продолжать войну за свободу, тезис, звучавший для левых большевиков как явно оборонческий. Каменев делал содоклад и пытался возражать, но безуспешно. Резолюция Церетели собрала 325 голосов, Каменева — 57. Как видим, даже многие большевики из «мягких» поддержали Церетели.

А между тем в небольшой комнате на хорах Таврического дворца продолжалось партийное совещание большевиков. Было тесно, шумно, сумбурно. Сталин делал доклад об отношении к Временному правительству. Он предлагал рассматривать Совет как орган, контролирующий Временное правительство, которое, в свою очередь, взяло на себя роль «закрепителя» завоеваний революционного народа. Молотов оппонирует: