Ловушка на жадину - Кирилл Кащеев

– Nic specjalnego! – хмыкнула Панянка. – Я – постучусь в двери. А ты… – Она щёлкнула замочком слегка облезлого ридикюля… и протянула Тихоне пистолет. И очень спокойно закончила: – Как только они откроют дверь.

– С чего бы это часовой нам открыл? – проверил обойму Тихоня.

– Тебе – не́ма с че́го, – покачала головой Панянка… и, одним плавным движением стряхнув свой неизменный платок, небрежно бросила его поверх плетня. Оправила бант коричневой блузы и вколола сделанный из ткани цветок в уложенные крупными волнами рыжие волосы.

– Панянка… Косинская… Кристина Михайлина… – растерянно пробормотал Тихоня.

– Михайлина. Михася. С кузеном. – Она бросила в ридикюль помаду, решительно защёлкнула замочек и… взяла Тихоню под руку.

– А как же вы… Да нет… Я ж тебя видел сразу после неё… панянки Косинской… Считай, одновременно…

– Молчаливым кузеном, – строго напомнила Панянка… Михася.

Тихоня послушно округлил локоть – совсем как отец, когда ещё до войны прогуливался с мамой по 8-й Продольной в Запорожье. И зашагал, выпрямившись, точно кол проглотил, и старательно изображая молчаливого кузена с Панянкой под ручку.

– Czeckaj! – Панянка… Михася… вдруг сильно, до боли стиснула его руку и остановилась, прислушиваясь. Секунда… Вторая… Третья… Позади комендатуры пронзительно, будто его режут, заорал кот. – Czas! – И она ринулась вперёд, всё ускоряя шаг.

– Вадька… – вдруг сказал Тихоня и на быстрый вопросительный взгляд Михаси смущённо добавил: – Зовут меня так. А фамилия – Тихий. Поэтому и Тихоня… – А то неловко как-то: может, на смерть вместе идут, он её имя знает, а она его – нет.

Мгновение Михася непонимающе смотрела на него, потом вдруг быстро, мимолётно улыбнулась и кивнула.

Обычного караула из шуцманов возле дверей комендатуры не было. Михася бегом взлетела по ступенькам… и принялась отчаянно колотить кулачками в тяжёлую дубовую дверь.

– Wache, aufmachen![65] – закричала она.

Из-за двери донеслась резкая лающая фраза, но Михася только забарабанила сильней, продолжая кричать по-немецки:

– Это Косинская! С кузеном! Мне нужно срочно видеть герра гауптмана! В нашем… в вашем… в вашем нашем имении хлопы восстали! Это быдло накинулось на нас, мы еле сбежали! На Пана Бога прошу, пустите!

За дверью что-то растерянно проговорили… а следом… Тихоня затаил дыхание, сжимая рукоять пистолета в кармане пиджака… Следом раздался лязг засова и… дверь распахнулась!

Рванувшаяся вперёд Михася мгновенно ворвалась внутрь, Тихоня кинулся за ней…

– Фройляйн Косинская? – с надменной снисходительностью бросил стоявший позади часового толстый офицер-путеец.

Часовой, явно успокоившись, опустил винтовку…

– Мне срочно нужно видеть герра гауптмана! Где он? – продолжала кричать Михася.

– Здесь. Допрашивает пленного. – Путеец отвернулся, чтобы бросить взгляд куда-то в глубь комендатуры. – Вы можете объяснить, что происходит в городе? Я не могу найти шуцманов… – Он повернулся снова… и вдруг застыл, глупо приоткрыв рот и пристально глядя на Вадьку. – А… мне казалось, ваш кузен немного… по-другому выглядит, фройляйн Кристина…

Взгляд часового тревожно вспыхнул, он попытался схватиться за оружие…

Тихоня выстрелил раньше. Его пистолет рявкнул под сводами высокого, изукрашенного золочёной лепниной холла. Мгновение часовой стоял… а потом рухнул, широко раскинув руки и слепо глядя в потолок. Высокая, с завитушками дверь напротив дрогнула… и оттуда вывалился второй часовой, распростёршись рядом с первым.

Рыжая девушка в коричневой блузе и зелёной юбке перескочила через тело… и раскрученный за ремешок ридикюль с глухим стуком врезался путейцу в голову. Два ридикюля – с двух сторон, в лоб и в затылок. Путеец хрюкнул – и от падения его тяжёлой туши задрожали подвески в люстре.

– Das bin ich Christina! – наклоняясь над путейцем, бросила рыжая номер два. – Sie ist Mikhailin![66]

– Теперь понятно… – Тихоня ошалело глядел на двух одинаковых девушек.

– Только теперь? – бросила на него ехидный взгляд Михася. Нет уж, её ядовитый голосочек он ни с чьим не перепутает, хоть бы у неё пять близняшек было!

Дверь распахнулась так резко, что Тихоня едва не выстрелил.

– У «кузена» твоего тоже брат-близнец или он сам и в имении, и с рацией управляется? – кивая на вбежавшего парня, спросил Тихоня. – Тоже в имении…

– Nobody here! All Schutzmen are out![67] – мазнув по нему взглядом, бросил девчонкам тот. Не на польском и не на немецком. Тихоня ни слова не понял!

Зато понял путеец.

– Англичанин? Откуда тут англичанин? – по-немецки взвыл тот. – Это что – второй фронт, да? Вы меня убьёте!

– Несомненно! – ласково заверила его Кшися.

– А потом отправимся в Берлин. К вашей супруге, которая так любит снятые с мёртвых евреев вещи, – тоже по-немецки процедил англичанин и лицо его исказилось жуткой ухмылкой. – Где кабинет гауптмана? Где сейф с документами? Веди! Shnell! – Кузен ткнул в подвывающего путейца пистолетом.

– Пойдём, – скомандовала Михася и побежала по длинным коридорам.

– Откуда здесь англичанин? – спросил всё ещё ошеломлённый Тихоня.

– А откуда тут московские комиссары? – равнодушно спросила она. – С парашюта. Нам туда, – и подобрав юбку, побежала вниз по узкой и тёмной хозяйственной лестнице.

– Ты знаешь, где Катька?

– Я знаю, где тут можно допрашивать пленных. И не услышать выстрелов. Я же говорила: это был наш дом!

Вниз-вниз-вниз… лестница упёрлась в тяжёлую дубовую дверь, рядом с которой тоже не было часового.

– Совсем все шуцманы уходить? – Когда Михася волновалась, акцент в её голосе становился слышнее. – Но почему?

Тихоня только дёрнул плечом – полицаи его сейчас не интересовали. Только Катька. Он перехватил поднятую для стука руку Михаси, мимолетно подивившись, какие тонкие у неё запястья. И вытащил из кармана отмычки.

– Лучше зайти неожиданно, – протягивая Михасе зажигалку, буркнул он и присел на корточки перед дверью. При свете ровного огонёчка, медленно, почти не дыша, всунул хитро изогнутую железную рогульку в замок…

– Понятно, как ты собирался один сестру спасать.

– Только теперь? – мстительно хмыкнул Тихоня… и замок едва слышно щёлкнул. Аккуратно толкнул створку кончиками пальцев… тяжёлая дверь на хорошо смазанных петлях медленно повернулась… и Тихоня понял, что можно было не осторожничать, его бы всё равно не услышали. В подземной камере, когда-то давно, в мирные времена, бывшей винным подвалом панов Косинских, стоял крик.