Ловушка на жадину - Кирилл Кащеев

Тихоня сделал ещё шаг, второй… кучка полицаев осталась у него за спиной, открывая вид на совершенно пустую платформу и старый паровоз, точно уснувший на рельсах. И медленно потянул ткань с корзинки…

Гогот гуся разорвал сонную летнюю тишину. Громадная белая птица взметнулась над площадью, заметалась, хлопая крыльями. Гусь кинулся влево, едва не врезавшись в полицаев, затормозил прямо в воздухе, широко распластав крылья… Метнулся вправо, врезался в часового на ступенях станции, заорал ещё громче… и, судорожно суетясь лапами и крыльями, рванул вдоль путей прочь.

– Гусятина тикает! – заорал часовой и вскинул винтовку.

– Дяденька, не треба! – пронзительно завопил Тихоня, с разбегу врезаясь в часового всем телом и… сбивая его со ступенек. – Ой, пробачьте, дяденька! Я не хоти-ив! Це наш гусь, не чипайте, дома сестрёнки маленькие, есть нема чого!

– Геть, щенок! – Сильным толчком в грудь часовой спихнул Тихоню с себя.

– Чого тут у вас? – Выскочившие со станции ещё двое полицаев растерянно смотрели на них.

– Дяденька, не требаааа! – сиреной взвыл Тихоня… и, не дожидаясь, пока часовой опомнится, вьюном ввинтился между шуцманами… и кинулся бежать. Делать ему тут было больше нечего – стремительная, будто стриж в небе, фигурка уже скользнула за спинами полицаев и скрылась в распахнутых дверях станции.

– Стой, куды побёг? – грохнул выстрел.

Народ на площади порскнул в стороны. Тихоня вихрем пронёсся через площадь, слыша за собой шумное дыхание и топот ног шуцманов. Свернул в один проулок, во второй… Погоня отстала. Он попетлял проходными дворами, махнул через забор… и оказался у заднего окошка станции, ради предосторожности забранного решёткой. Напрасной предосторожности, потому что в окно лезть Тихоня не собирался. Хрипло дыша и хватая воздух пересохшим ртом, он вцепился в решётку – сквозь прутья видна была склонившаяся над столом человеческая фигура. Человек что-то быстро-быстро писал. Тихоня вцепился зубами в собственный рукав, заставляя себя молчать. Не отвлекать. Прикрыл глаза и только мысленно поторапливал: «Скорее! Ну, скорее же!» Гнавшиеся за ним шуцманы сразу вернулись на станцию или сперва постояли, покурили, шумно сплёвывая, ругая его и одаривая недобрыми взглядами сворачивающих в стороны прохожих? А потом заглянут на станцию, проверить, все ли в порядке? И как, мельком глянут и вернутся, или пойдут по кабинетам, толкая запертые двери… и отпертая сработанной Тихоней отмычкой дверь с надписью «Начальник станции» медленно откроется…

Тихоня зажмурился, намертво вцепившись в решётку… и чуть не заорал, когда тонкие пальцы вдруг схватили его за запястье. Оконная створка открылась изнутри, хорошая знакомая рука с обгрызенными ногтями скользнула сквозь прутья решётки – Тихоне сунули наскоро сложенные листки бумаги.

– Выходи оттуда! – успел прошептать он, но окно уже захлопнулось, и Стриж снова исчез в глубине кабинета начальника станции. Тихоня успел увидеть, как приоткрылась дверь… и услышать щелчок – Стриж запер за собой дверь изнутри. Теперь никто и не поймёт, что кабинет открывали. Тихоня бросил быстрый взгляд на листки. День… Время… Груз… Накорябанное химическим карандашом, угловатым ученическим почерком, с ошибками, перед ним было расписание немецких поездов особого назначения: оружие, горючее, солдаты… Поездов, которые не должны доехать до фронта.

Скатав листки в тугую трубку, он сунул их за подкладку драного пиджака и побежал прочь. Теперь Стрижу надо убраться со станции, чтоб никто и не догадался, что он там побывал.

Бабах! Погнавшиеся за гусем шуцманы в панике мчались обратно, а за ними летел сам товарищ Гусь. Летел, как крылатое воплощение мести за все набеги на крестьянские дворы, за гусят, отправленных в шуцманский котёл. Он мчался за удирающими полицаями, а в клюве у него… была взрывчатка. Стоит ей удариться об землю, и прилепленный к бруску тола детонатор сработает.

– Да отвяжись ты, чёрт крылатый! – визгливо проорал толстый полицай, разряжая в гуся винтовку.

Гусь нырнул в воздухе, пропуская заряд над собой… и разжал клюв.

– А-а-а! – Шуцманы бросились в стороны, как перепуганные цыплята при виде коршуна. Шмяк… Толовый заряд шмякнулся о брусчатку в паре шагов от станции и… Бабах! Фонтан из языков огня и каменного крошева взвился над площадью.

Как распахнулась дверь станции, Тихоня не заметил – он только успел увидеть маленькую гибкую фигурку, вынырнувшую из-под дождя земли и щебня и бегом рванувшую через площадь. Ещё мгновение и всё, они со Стрижом исчезнут…

– Виуррр! – Пронзительный визг шин и скрежет тормозов показались даже громче грохота взрыва. Громадный чёрный автомобиль отгородил Тихоню от бегущего к нему Стрижа… и распахнувшаяся дверца с силой ударила Стрижа в лицо.

– А-а…

Хриплый вскрик… Гауптман вылетел из машины, точно его вытолкнули поршнем… и… его кулак с размаху врезался Стрижу в живот. Стриж сложился пополам… и тут же беспомощно обвис в хватке немецкого офицера.

– Бежишь, значит, не без причины… – сказал он по-немецки, встряхивая Стрижа, точно кутёнка, за шкирку. – Schnell! Hier! – Рявканье гауптмана показалось ещё одним, самым страшным взрывом… младший Слепчук сиганул на рельсы и затаился под прикрытием перрона. – Я велел – сюда! – повторил гауптман.

Из-за угла станции показалась физиономия старшего Слепчука… осторожно, чуть не на карачках он выбрался из укрытия и нехотя, неловко приседая и поджимаясь, побрёл к немцу.

Свободной рукой немец смазал ему по лицу:

– Оставлять пост… – Снова удар. – Тебя следует расстрелять… Всех вас… – Когда из разбитого носа Слепчука потекла кровь, показал на обвисшего Стрижа: – Знаешь, кто это? Бежать… – Для большей понятности пальцами изобразил бег. – Почему?

Не осмеливаясь утереться, тот шмыгнул носом, заглянул растерянно Стрижу в лицо… взгляд его прояснился, и он радостно залопотал:

– Ой, знаю, герр офицер, как есть знаю! Я сразу-то не узнал – ишь, переоделся! – но теперь узнал, ещё как! Видел! На озере! – Он обернулся, тыча пальцем куда-то в сторону городских окраин. – Как же озеро-то по-вашему… Где рыбу ловят! – Он исполнил что-то вроде танца диких, изображая, как забрасывают и тянут сеть. – Рыбаки, герр офицер, fischer, fischer!

– Fischer… – повторил гауптман.

– Да! – возрадовался наметившемуся пониманию Слепчук. – А вот этот там был! – Теперь он ткнул пальцем в Стрижа. – Вместе с гусем! Гусь-то, который с бомбой, – это ж он на озере был! Гусь, ганс по-вашему, герр офицер! – Он потянул себя за нос, изображая длинный гусиный клюв. – Gans mit bombe!

– О чём лопочет проклятый дикарь? – по-немецки пробормотал гауптман. – Что за Ганс, что за фишер… Погоди! – Он вскинул руку, и Слепчук покорно замолчал. – Ганс… Фишер? Немец? Этот Ганс Фишер бросил бомбу? Но если вот с таким носом… скрытый еврей? Еврейское подполье? Взять его! – кивая на Слепчука, резко скомандовал он полицаям. – В комендатуру! Расскажешь всё, что знаешь, про этого Ганса Фишера.