Боги Черной Лощины - А. Дж. Врана

– Все кончено, – прошептал он. – Хватит с меня глупостей о Сновидице, волках, Кае Доноване. Мне это больше не нужно. – Он засиял торжествующей улыбкой. – Я нашел ответ, который искал.

Он протянул руку над камнем снов и погасил лампу.

* * *

ВНЕЗАПНО ПРОСНУВШИСЬ посреди ночи, Мейсон обнаружил, что над ним стоит незнакомый мужчина. Бледный, осунувшийся, с запавшими на изможденном лице глазами, хотя на вид ему было около тридцати. Что-то в копне его рыжих волос, форме носа и чертах лица показалось Мейсону знакомым. Мужчина недовольно хмурился, словно наткнулся на незваного гостя.

Мейсон попытался прогнать наваждение, но ощутил, что не в состоянии оторвать голову от подушки. Хотел пошевелить пальцем, но не чувствовал рук, словно его конечности отрублены. Он был так увлечен стоявшим рядом незнакомцем, что даже не успел запаниковать из-за собственной неподвижности. Постепенно он укрепился в своей догадке и понял, кого видит перед собой. Его пульс пустился вскачь, пока он ждал, когда привидение исчезнет. Конечно, это всего лишь сон. Разумеется, он не смотрит в лицо призраку, едва получив прощение от Аннабель.

Конечно же, это не Матиас.

Жуткий фантом склонил голову, черты его лица чудовищно исказились, глаза и нос исчезли с лица, рот искривился сперва в сторону, а затем вверх, превратившись в некое подобие улыбки. Его плоть растекалась, как горячее сырое тесто, каплями падая на плечи и грудь.

По лицу и шее Мейсона струился холодный пот, дыхание участилось, он все сильнее приходил в себя, начиная ощущать текстуру подушки, гладкость хлопчатобумажных простыней, касающихся ног, замечать тени, привычно танцующие вдоль знакомых стен. Но не мог отвести взгляд. Существо протянуло руки и впилось пальцами в собственное лицо, сдирая остатки гнилой плоти.

Под которыми неожиданно показалось другое лицо, знакомое, с язвительной улыбкой и черными как смоль глазами, блестящими, как мокрый асфальт.

Гавран.

– Ты так и не вернулся, – жуткий голос эхом прокатился по комнате, – поэтому я пришел к тебе.

Опустив голову, как стервятник, старик склонялся все ближе, два бездонных омута на его лице становились больше и больше по мере его приближения к Мейсону. И, когда пространство между ними исчезло, Мейсон уже ничего не видел. Он провалился в пустоту и очутился по другую сторону, в месте за гранью возможного.

Первая

МЕЙСОН очнулся посреди разрушенной деревни. Большинство домов оказалось сожжено дотла или обуглено до черноты. Над деревьями, окружающими поселение, поднимался дым, в ноздрях ощущался запах пепла. Здесь не было ни машин, ни фонарей, ни линий электропередачи, ни тротуаров, ни, конечно же, признаков жизни. Все дома были не выше обычного коттеджа, и казалось, построены из дерева и камня. Он увидел горящий поодаль костер с установленным посередине столбом, но людей поблизости не было.

– Где я? – спросил он вслух, – его слова повисли в воздухе.

– Говорил же. Я пришел к тебе.

Пораженный юностью голоса, Мейсон обернулся и увидел стоящего позади него мальчика не старше двенадцати лет. Волосы ребенка цвета полуночи сияли легким радужным отливом, напоминающим оперение птицы. Его кожа, болезненно белая, как фарфор, казалась безжизненной и гладкой, словно воск. Мальчик напоминал пустой сосуд. Но его глаза, блестящие, чернильно-черные, безошибочно подсказали Мейсону, кого он видит перед собой.

– Гавран, – произнес он, едва не поперхнувшись именем. – Где мы? И почему ты так выглядишь?

Уголки губ мальчика поползли вверх, обнажая окровавленные зубы. Звук, который издал ребенок, не мог быть более нечеловеческим – хриплое карканье эхом разнеслось в жуткой тишине. Он хохотал, безудержно ликуя.

– Смотри, – резко прошипел Гавран, выпучив глаза от восторга, локоны на его голове взъерошились, как перья. Тело ребенка неловко покачнулось, когда он сгорбился в хищной позе, застыв в ожидании чего-то вдалеке. Мейсон обернулся, над головой пронеслась тень, и картинка изменилась.

Они словно перенеслись в прошлое, деревня больше не лежала в руинах. Дома были целы и казались обитаемыми, а из труб поднимался дым. Впереди Мейсон заметил оранжевое сияние десятков факелов – толпа мужчин и женщин собралась у деревенских ворот.

За ними виднелся край лесного массива, показавшийся ему знакомым. Он по-прежнему был в Черной Лощине. Местные жители щеголяли в старинной одежде, однако Мейсон не смог определить, к какому году она относится. В воздухе повисло напряжение, люди перешептывались, их взгляды оставались прикованы к кому-то за воротами. Этим кем-то оказалась молодая девушка в плаще. Ее лицо скрывал капюшон, но по изящным рукам и едва заметному изгибу бедер Мейсон догадался, что фигура принадлежит женщине. Она отвернула лицо от жителей деревни и пристально смотрела на лес, как вдруг где-то вдалеке раздался вой, тревожный и одновременно печальный. Люди издали дружный вздох и стали шептаться громче, Мейсон услышал, как одно-единственное слово пронеслось по толпе:

Сновидица.

Жители деревни буравили девушку в капюшоне подозрительными взглядами.

– Сновидица, – шипели они, повторяя это слово как обвинение и вместе с тем как приговор.

Была ли она тем самым пресловутым духом, обитающим в Черной Лощине?

А может, Сновидица – обычная девушка, которую вынудили покинуть свой дом? Казалось, в ней не было ничего сверхъестественного.

И все же сцена, представшая перед Мейсоном, вовсе не выглядела обыденной. Над толпой местных клубился странный, похожий на живой, туман. Он скользил по воздуху, подбираясь к каждому из жителей, и окружал его, пока человек не начинал изрыгать ядовитые обвинения в адрес изгнанной девушки. И тогда темное облако перелетало к следующему в толпе. Что-то зловещее притаилось в воздухе, и Мейсон задумался, не в этом ли причина ярости жителей.

– Он был прав, – услышал Мейсон чей-то голос, и темное марево задрожало, словно посмеиваясь. – Нам следовало изгнать ее раньше. Никто не может выйти живым из этих лесов.

Постепенно туман начал стелиться, собираясь в клубок тьмы позади собравшейся толпы. Сперва масса выглядела бесформенной, ее края мерцали, как пламя цвета черного дерева. Но вскоре она приняла форму человека, его лицо оставалось скрыто, за исключением пары зорких золотистых глаз, холодных, как металл, сверкающий под светом люминесцентной лампы. Чем бы он ни был, его вряд ли можно было назвать дружелюбным. Злобная сущность, которая, судя по всему, настроила жителей деревни против девушки – Сновидицы. Мейсон никак не мог взять в толк, чем эта девушка так его разозлила, но он совершенно очевидно питал к ней неприязнь и хотел поквитаться.

Мейсон наблюдал, как девушка двинулась в сторону деревьев, навстречу волчьему вою, эхом наполняющему лес. И хотя все указывало на то, что она изгнана, Мейсон уловил ее стремление, сравнимое с тоской воющего волка, страстное желание уйти. Смирилась ли она со своей судьбой или выбрала ее сама? Он не знал ответа. Но, как только она направилась к лесу, жители начали кричать, потрясать кулаками в воздухе, плевать на землю, по которой она шла, и проклинать ее имя.