Я. Тебя. Заставлю - Ольга Вечная

Полпервого ночи — Кирилла нет.

Хватаю сотовый и путем нехитрых манипуляций вычисляю, как зовут двоюродных братьев и сестер Богданова. Его дядя — судья в мировом, у него инстаграма, разумеется, нет. Но есть у его младшей дочери. Ее зовут Юля, она милая девушка с большими добрыми глазами. Страница открыта, и я вижу несколько фотографий с праздника. Сегодня были крестины у ее малышки. Принцессе месяца два, совсем крошечная. В прелестном кружевном платье с роскошным бантом. Судя по всему, событие отметили пышно, гости на фотографии не попали, информация не для широкого круга. Только самые близкие — муж, родители, братья. На последнем кадре есть и Кирилл. Он приехал в конце дня, и ему вручили спящую племянницу. Выглядит судья слегка растерянным, но улыбается.

«У тебя все в порядке?» — отправляю сообщение.

«Да, не жди», — приходит незамедлительно.

Его диван мне больше не нравится так сильно, как поначалу. Я поднимаюсь на второй этаж, но вместо своей комнаты заглядываю к нему.

Включаю свет и озираюсь. Н-да, от гостевой спальни эту комнату отличают три вещи — гардеробная, планшет на тумбочке и шнур от телефона. Забираюсь в его постель, обнимаю подушку и закрываю глаза.

Долго лежу без сна, ворочаюсь. Беру телефон, читаю почту — три новых письма от клиентов, несколько смс от коллег. Спасибо работе, всегда чувствую себя нужной. Все завтра. Снова закрываю глаза.

На сотовый падает входящее, я мгновенно просыпаюсь и прислушиваюсь к ощущениям. Полная тишина. Время — почти четыре утра, Кирилла все еще нет.

Смотрю на мобильный, в темноте яркий экран режет глаза, заставляет их слезиться. Елена Спанидис прислала мне длинное сообщение.

Поспешно откладываю сотовый на дальний край тумбочки, решая не читать ночные словесные излияния гречанки. Ничего там хорошего нет и быть не может. Стоило ее забанить еще в выходные.

Но экран загорается снова и снова, сообщения бомбят, как град в летнюю ночь.

Кирилла нет. С ним же ничего не могло случиться? Написал — не ждать.

Забеспокоившись, я все же тянусь к мобильному и чуть не роняю его из рук! На экране фотография обнаженного, спящего на животе мужчины. В первые секунды я впадаю в панику, сердце сжимается со страшной болью, затем увеличиваю изображение — не он это. У Кирилла цвет волос темнее и на правом ухе несколько родинок. Елена зачем-то прислала мне фотографию какого-то чужого мужика.

«Наконец-то с кем-то переспала?» — пишу ей.

Но тряхнуло меня, конечно, основательно. В борьбе за личное счастье некоторые женщины теряют границы. Она сделала это просто так, дабы поиздеваться. Иной цели не вижу. Как еще может отреагировать женщина, получившая в середине ночи изображение спящего мужчины? Довольно сильно похожего на ее парня.

Руки трясутся, не могу успокоиться. Не он это и не может быть он. Стараюсь медленно дышать.

«Испугалась? И не просто так!..» — строчит она.

Удержаться не выходит, и я читаю текст по диагонали. Передо мной длинные простыни общим содержанием, что никто в их семье и не сомневался, какая я на самом деле. Что я предала Елену, когда соблазнила мужчину ее мечты. И что это ровным счетом ни на что не повлияет — женится он в итоге на приличной женщине, а мне всю жизнь так и быть греческой подстилкой.

Зря я это прочитала. Быстро выключаю сотовый и сворачиваюсь под одеялом в комочек. Пусть она пишет что хочет, мы давно не подруги. Сейчас именно я в его постели, и решил он это сам. Достаточно взрослый для того, чтобы не действовать по указке. Рядом с ним самой хочется быть взрослой и мудрой.

Но глаза снова и снова режет, будто я продолжаю смотреть на яркий экран в полной темноте и зрение не может приспособиться. Ей-богу, словно песка туда насыпали, они слезятся, но соленая вода не помогает им очиститься.

В памяти всплывают фотографии из инстаграма. Их праздник так прекрасен!

Елена добилась своего, мне больно.

Так сильно больно, как никогда прежде не было. Я нарастила броню и научилась не реагировать на пренебрежительное отношение со стороны семьи Леонидаса. Порядки у них такие, обычаи. Разве я виновата? Но Кирилл… ему ничего не стоило взять меня с собой. Он человек принципов, делает лишь то, что хочет.

Взаимоуважение. Не о нем ли судья Богданов вещал несколько часов назад?

Возможно, у меня запоздалая реакция, но я откатываюсь в события почти недельной давности. Когда сидела на кровати в отеле и смотрела на закрытую дверь. Тогда я не плакала. Боролась.

Я думаю о том, как много для него делала. Охотно шла на все. Доступная и довольная. А он?

Было бы легче, если бы я совсем ничего к нему не чувствовала. Проблема в том, что я чувствую, и еще как. Еще с кальянной или даже… с подворотни у ресторана. Против своей воли, против здравого смысла!

Для него это просто сделка! Спокоен, безразличен, уравновешен. Бабушка в восторге, а я нет. Я хочу большего!

Злость рождает внутри бурю. Я сажусь на пятки, хватаю подушку и начинаю колотить ее.

— Я не хочу! — шепчу тихо-тихо. — Я не хочу так!

Вытираю щеки, а они мокрые снова и снова. Я так много выдержала! Я стойкая! Вспоминаю, как мне было страшно идти сюда, но я решилась. Как было жутко отдаваться мужчине без романтической прелюдии, но я смогла расслабиться и сделала все правильно. И я не раскисла, когда он указал на мое место жестким сексом в отеле. Заткнул рот в прямом и переносном смысле. Заявил, что запросто повторит, если посчитает нужным. И он повторит, я знаю.

Я собралась и вела себя мудро. Стерпела. Молча сделала выводы на будущее.

А сейчас? Подумаешь, не взял на крестины. С чего вообще ему туда меня брать?

Греческая подстилка.

А ведь обнимал на пирсе, тянулся ночью. Когда я назвала его чужим именем, он замер, и мне показалось, что я ощутила его боль. Скребущую, горячую, неожиданную и оттого нестерпимую. Кожей ощутила, как сильно его ранила, и готова была на все, лишь бы залечить, утешить. Потому что чувствовала к нему что-то. Давно уже чувствовала.

Судя по всему, мне просто показалось. Я всего лишь царапнула его гордость.

Руки все еще дрожат, я облизываю губы, чувствуя на них соль. В прошлые выходные мой мир перевернулся.

— Я не хочу та-а-ак! — тяну жалобно. — Я хочу, — всхлипываю громко-громко и закрываю рот ладонями, будто вот-вот скажу что-то опасное. То, что изменит все. Банальное до отвращения. — Я хочу с ним по любви.

И когда я произношу вслух важные слова, резьбу срывает. Я просто не могу остановиться, словно все скопившееся вырывается наружу. Я плачу и плачу, читая и перечитывая слова Елены. Моя внешняя уверенность и напускная бравада лопаются, я снова в ледяном океане. Но я такая горячая! Сама по себе горячая! Льдина подо мной стремительно тает, я скоро утону.