Сияние твоего сердца - Мария Линде

Сестра снова успокаивается, пожимает плечами, отчего изображение на экране вздрагивает.

– Нормально. Только мама звонила уже раз пять. Уговаривает меня отказаться и приехать домой.

– От чего отказаться?

– От участия в коференции. У нас тут очень неспокойная обстановка после случая с Карелом и другими, и, так как она знает… о тебе, она теперь боится за меня. Плачет, просит, чтобы я не ехала. Но я не могу, Сэйнн. Ладно, не буду скрывать – мне страшновато, конечно, но что теперь, из дома не выходить? Я не могу просто так взять и не поехать – у меня проект, я участвую в панельной дискуссии, плюс я хотела кое с кем познакомиться из участников, такой возможности в этом году больше не будет…

Кажется, Хэйни рассказывает про какую-то медицинскую знаменитость, но я не слушаю и бездумно смотрю в окно. Из него видно переулок со старыми домами, но всю перспективу закрывает край кухонного шкафа. Сверху свешивается пожелтевший газетный листок – полоса с большой черно-белой фотографией. Это статья о климате и о том, как было бы полезно для нашей планеты, если бы каждый из нас хоть раз в неделю ездил на работу на велосипеде. К тому же это полезно для здоровья! На фото молодой мужчина в джинсах и белой рубашке, с рюкзаком для ноутбука за спиной едет на велосипеде на фоне сверкающих стеклом офисных зданий и улыбается. Я тоже улыбаюсь, прикинув, что в нидерландской газете эта тема не стоила бы и короткой заметки – в этой стране иногда ездить учатся раньше, чем ходить, а тут целую статью накатали. Но в голове мелькает какая-то неясная, тревожная идея, и я спрашиваю, перебив сестру на полуслове:

– Ты случайно не знаешь – велосипед отца до сих пор у нас?

– М-м… Вроде да, а что? Кажется, я недавно видела его в гараже, ржавый совсем…

– А замок до сих пор на нем?

– Что? Не знаю. Но велик просто висит на стене, а гараж закрывается, так что нет смысла его еще замыкать… А тебе зачем?

– Да так, вспомнился просто. Ладно, мне надо идти. Вернусь в Амстердам – напишу. Будь осторожна там…

– Хорошо. Ты тоже, пожалуйста. Я тебя очень люблю…

Я чуть было не отвечаю на автомате «И я тебя», но вовремя сдерживаюсь. Хэйни все равно слишком хорошо меня знает, она не поверит.

В комнате меня встречает Ливень. Конечно, он слышал разговор, и теперь, похоже, его состояние снова близко к шоку.

– Сэйнн… Карел… погиб?

– Да. – Я проверяю уровень зарядки смартфона, вновь жалею об оставленных дома часах и набираю номер службы такси. Потом обуваюсь, считаю наличку и наполняю бутылку водой из-под крана. Ливень ходит за мной хвостом, но близко подойти не решается. Потом говорит:

– Мне жаль.

– А мне нет. – Я забрасываю кошелек и бутылку в рюкзак и накидываю куртку. – Жертвы – это плохо, и его поступок ужасен, но его самого мне не жаль.

– Но…

Я как раз зашнуровываю новенькие, купленные вчера в Гронингене сникеры, резко выпрямляюсь, смотрю ему прямо в глаза и говорю тихо и отчетливо:

– Ливень. Мы с тобой только что выяснили, что я бездушная тварь, так вот, ты должен знать еще кое-что – я не изменюсь. Нет такого события, которое могло бы мне сделать больно. Конечно, я не желала Карелу смерти, но он сделал свой выбор и получил по заслугам. И, если я буду сидеть и страдать, меня ждет то же самое.

Пару секунд он смотрит на меня и молчит, потом хватает с кресла свою куртку:

– Я с тобой.

– Нет.

– Я не отпущу тебя одну неизвестно куда на ночь глядя. – Он складывает руки на груди, как шериф на Диком Западе – один против банды плохих парней. Только золотой звезды не хватает.

– Людям лучше не входить в храм Дискордии, – терпеливо объясняю я. – Это может плохо закончиться.

– Хм… Разве у Дискордии есть храмы?

– Есть. Их было не так много, как у ее всеми любимой сестрицы [24], но были, теперь остался всего один. Просто о нем знаем только мы, иначе его бы тут же сровняли с землей те, кто за мир и гармонию. Вот такой парадокс. – Я открываю дверь и закидываю рюкзак на плечо. – Не волнуйся. Я хорошо знаю местность, и я ненадолго. Отдохни пока. Можешь, например, сходить порисовать или поискать, где мы сегодня поужинаем. Прилететь в Италию и ни разу не поесть нормально – это преступление.

Через пару минут я ныряю в золотую дымку римского вечера. Город, напитанный солнцем, будто светится изнутри, мерцает вывесками и россыпью огней автомобильных фар, переливается всеми цветами радуги, как огромный бриллиант. Атмосфера кипучей и вместе с тем расслабленной итальянской жизни, полной вкусной еды, ярких красок и удовольствий, тянет меня послать подальше весь этот дурацкий квест и провести вечер в ближайшей пиццерии. Но любопытство сильнее. Оно велит мне узнать, что же хранится в храмовом сейфе, к которому есть доступ только у избранных. Теперь я из их числа, вот только что это значит?

В храм нашей Богини я впервые попала той весной, когда мне исполнилось тринадцать. Герцен привезла меня к окраине леса, а потом я одна долго шла через сосновые рощи и пустыри, которые чередовались с недостроенными виллами. Я беспокоилась, что не найду дорогу. Во время той поездки Герцен подарила мне смартфон – дорогую вещь, от которой я была в восторге. Я уже тогда обожала гаджеты и все, что делает жизнь более удобной и интересной. В смартфоне был навигатор, но он не мог найти это место и проложить маршрут. Герцен меня успокоила:

– Не волнуйся, Сэйнн, ты не заблудишься. Насколько мне известно, еще никто из ваших здесь не заблудился – как только ты окажешься неподалеку от храма, твоя связь с Дискордией сама тебя к ней приведет. В храме всегда есть кто-то из ваших – служители несут вахту, убирают помещения, работают с документами в архиве. Тебе помогут со всем разобраться. Я не принадлежу к вашему роду, поэтому не могу пойти с тобой, но, если вдруг все же что-то пойдет не так, постарайся найти место, в котором ловит связь, и позвони мне. А если со связью будет совсем плохо, набирай номер экстренной службы, он должен сработать, и беги в сторону ближайшей дороги. Но я уверена, что не придется. Все пройдет хорошо.

Она говорила все это так спокойно, как будто я иду не в обитель богини хаоса, а в школу на первый урок. За окнами машины стояли хмурые сосны, покачиваясь на ветру, как в трансе, по стеклам чиркал редкий дождь, а в салоне пахло кожей и освежителем воздуха «Зеленый чай». Это был приятный запах хорошей жизни, мне нравилось им дышать.

– А что, если Дискордия не примет меня? – спросила я, вертя в руках смартфон и наблюдая, как свет скользит по перламутровой крышке. – В смысле… Вы вообще уверены, доктор Герцен, что это не ошибка? Что я действительно дискорд и потомок богини, а не просто…

«Просто маленькая дрянь». Так говорила мать, когда не могла найти другого объяснения своей ненависти ко мне. Легко назвать дрянью то, что тебе не нравится и с чем ты не справляешься. Тогда можно ни за что не отвечать.