Сияние твоего сердца - Мария Линде

– Вы сумасшедший.

– Вероятно. Иначе не соглашался бы на такое.

– На что?

Он смотрит на меня, и взгляд у него цвета самого крепкого эспрессо, такой же темный и горький.

– Сара просила защитить тебя.

– От кого? И… Сара? Вы называете ее по имени, вы были близко знакомы?

– Слишком много вопросов, Сэйнн, а у нас нет времени. Мне нужно идти – я должен еще уладить разные дела. Но мы будем на связи и скоро увидимся.

– Я не хочу с вами видеться.

Наверное, стоит добавить «не сочтите за оскорбление», но мне плевать, оскорбится он или нет. Я не доверяю этому человеку. Вообще сложно доверять кому-то, кто встречает тебя с трупом твоего союзника и говорит одними загадками.

Но Асиано не обижается, ему даже как будто весело.

– Придется, tesoro mio [22]. Теперь, когда Сары нет, я буду твоим ментором.

– Пф-ф… На каких основаниях?!

– На тех, что тебе пока нет двадцати одного года. Значит, ты не можешь быть сама по себе.

– И что? Я не вещь, которую можно передавать из рук в руки. И что-то я ни разу не видела вас во время Ритуала. Почему я должна вам верить?

– Ты не должна. Но ты верила Саре, а она просила меня тебе помочь. Я знаю, люди не имеют для тебя значения, так что считай это заменой игрока на поле, если тебе так удобнее. Пойдем, я тебя провожу.

– Спасибо, не стоит.

Он подходит к двери, через которую мы вошли, открывает защелку и берется за ручку.

– Это не просто вежливость. Я не хочу, чтобы тебя здесь видели одну.

– Ого, какая забота! Может, попросите еще позвонить, когда доеду?

– Ты и так позвонишь, – усмехается Асиано и открывает передо мной дверь. – Пожалуйста, Сэйнн, будь осторожна. Тебя не так уж легко убить, но есть кое-что и похуже смерти – я думаю, за последние пару дней ты это уже поняла.

Мы как раз сворачиваем с этажа, где идет ремонт, в общий коридор, когда на нас налетает Ливень. Вид у него совершенно дикий – куртка нараспашку, мокрые волосы взъерошены, глаза сверкают, как у викинга в разгар битвы.

– Ты, псих, отпусти ее быстро! – вопит он на английском с кошмарным акцентом в сторону Асиано. – Я знаю… Не знаю, какого черта ты тут делаешь, но я тебя вычислил!

Асиано спокойно останавливается напротив него, сунув руки в карманы и подняв брови. Такого поворота событий он явно не ожидал. Я спешу объяснить:

– Это мой… друг. Мы вместе приехали, – и, поворачиваясь к Ливню, перехожу на нидерландский: – Ливень, что ты делаешь?

– Пф-ф… – Он сдувает со лба мокрую челку, взгляд мечется с меня на доктора и обратно. – Спасаю тебя от этого самозванца! Он не тот, за кого себя выдает, Сэйнн! Никакой он не врач.

По напряженному вниманию на лице Асиано я вижу, что он пытается понять смысл речи на чужом языке. Потом спрашивает с безупречной профессиональной вежливостью:

– Чем я могу вам могу помочь?

– Не двигайся!

Рядом у стены стоят несколько столиков на колесах с разложенными инструментами, Ливень бросает на них быстрый взгляд, потом срывает с одного салфетку, хватает самый большой металлический предмет – две соединенные между собой длинные металлические пластины со скругленными краями – и направляет его на Асиано, как пистолет.

– Не сомневайся, я им воспользуюсь!

– Все, все, я сдаюсь. – Асиано поднимает обе руки. – Ты меня напугал. Ты, кстати, хоть знаешь, что это?

Ливень молчит и только крепче сжимает свое оружие.

– Это ректальное зеркало, – поясняет Асиано. – Очень опасная штука, если с ней неправильно обращаться. Лучше положи его, парень, с таким не шутят…

И я начинаю хохотать. Я редко смеюсь, а тут просто не могу устоять на ногах – держусь за стенку, и из глаз текут слезы. Ситуация напоминает сцену из какого-нибудь дурацкого боевика, где доктор играет плохого парня, Ливень – отчаянного влюбленного, а я, конечно, похищенная блондинка, которую надо спасти. Причем в реальности совпадает только про блондинку, а с остальными ролями я еще не разобралась.

Доктор тоже улыбается, но скорее сдержанно. Ливень краснеет, швыряет инструмент обратно на столик и вытирает руки о джинсы.

– Пойдем, – говорю я ему. – Мы закончили, меня пока не надо спасать.

Асиано прощается с нами у входа на свой этаж, и дальше мы вдвоем идем молча. В холле Ливень заходит в туалет и моет руки так долго, что я успеваю прочитать всю ленту новостей. Когда Ливень наконец подходит ко мне, я отшатываюсь и начинаю кашлять – от него так несет каким-то спиртовым раствором, что дышать невозможно.

– Ты что, вылил на себя весь дезинфектор?

Ливень бормочет что-то и прячет руки в карманы куртки.

– Почему ты решил, что я в опасности? – спрашиваю я, когда мы выходим из больничного двора и идем по аллее к проспекту.

– Пока тебя не было, я ходил посмотреть памятник, сделал пару набросков, а потом наткнулся на стенд с планом больницы. Отделение интенсивной терапии не в крайнем корпусе, а в главном, вместе с приемным покоем. Логично. Тогда я понял, что этот доктор Асиано чего-то недоговаривает. Если он вообще доктор. Ты как? Встретилась со своей знакомой?

– Нет. Она умерла.

Мы как раз проходим мимо скамеек в тени огромной липы, и я падаю на одну из них. Ливень садится рядом – совсем как тогда, в школе, и какое-то время молчит, потом произносит то, что я так боюсь услышать:

– Сэйнн, мне очень жаль.

– Спасибо, – машинально отвечаю я, не отрываясь от телефона. Надо найти, где тут поблизости можно поесть.

– Я знаю, что ты не чувствуешь боли. Но все равно – прими мои соболезнования.

Рядом шумит улица, вся состоящая из кафе и ресторанов, – начинается время ланча. Посетители болтают и смеются, официанты снуют между столиками, разнося заказы, ветер треплет разноцветные флажки и полотняные навесы. Но я на секунду перестаю слышать все это – мир как будто поставили на mute.

Я поднимаю голову – Ливень смотрит прямо на меня. Смотрит с какой-то странной смесью боли и… любви? Я не могу прочитать это чувство и теряюсь. Переспрашиваю как можно спокойнее:

– Что, прости? Почему ты решил, что я ничего не чувствую? Если я не плачу и не катаюсь по земле с воплями, это еще не значит, что мне все равно.

– О нет, тебе не все равно. Смерть этой женщины, кем бы она ни была, явно нарушила твои планы и застала тебя врасплох, это заметно. Но саму потерю ты не чувствуешь, потому что люди для тебя ничего не значат. Потому что ты сама не человек.

…Ливень не удивился, когда я так спокойно отнеслась к гибели Лауры, но я решила, что он просто сам потрясен случаем с Миком и вообще очень впечатлительный, поэтому реакции могут быть самые неадекватные. Я была уверена, что в дороге он обязательно задаст классический вопрос «Хочешь об этом поговорить?», но вопроса не было. Ливень болтал обо всем на свете, начиная с производства акварели и заканчивая биографией Анны Франк во всех трагических подробностях, и я думала, что это он так старается меня отвлечь. И снова просчиталась в оценке сложной человеческой реакции. Он просто уже знал. Знал, что мне все равно.