Книжный магазинчик прошлого - Эми Майерсон

– Напрямую никак. Но я же сказал, из-за нее между ними всегда витало какое-то напряжение. – Папа посмотрел на лестницу, с которой вот-вот должна была спуститься мама. – Оставим этот разговор между нами, ладно?

– Само собой. Это наш секрет, – пообещала я, чувствуя, что пропасть между мной и моими родителями стала лишь больше после того, как я узнала подробности их прошлого. Впрочем, папа не упомянул ничего такого, что помогло бы мне разобраться в истинной причине ссоры, состоявшейся между мамой и Билли. Но с подсказками, которые оставил мне дядя, я раскрою эту тайну, и не важно, помогут мне в этом родители или нет.

– А вот и она! – Папа с восхищением повернулся к лестнице. Мама смыла весь макияж. Я и не задумывалась, сколько косметики она наносила, пока не увидела ее бледные губы и усыпанное веснушками лицо. Мама осторожно спускалась вниз в своем атласном халате, плотно завязанном на талии.

– Я знаю, что из-за смерти Билли тебя мучает много вопросов, – сказала она, присев за стол. – Если бы у меня нашлись подходящие ответы, я бы уже давно тебе все объяснила! Но то, что произошло в прошлом между нами, причиняет лишь боль. Мне было очень тяжело, когда он перестал со мной общаться. Я этого никогда не хотела. Он сам выступил инициатором нашего разрыва, и я отказываюсь оправдывать его действия и обсуждать их.

– Значит, ты будешь просто притворяться, что его никогда не существовало? Что Эвелин никогда не существовало?

– А кто-то притворяется, что их никогда не было? – с раздражением, но имея на то все основания, возмутился папа. Последние двадцать минут он в красках описывал их историю, но одного маминого слова оказалось достаточно, чтобы эти разговоры вновь угодили под замок.

– Что ты надеешься выпытать?

– Вполне естественно пытаться узнать чуть больше о своих корнях.

– Ты и так достаточно знаешь о своих корнях, – отчеканила мама, и папа положил свою ладонь поверх ее. Они сидели на противоположной стороне и смотрели на меня. Два против одного – нечестная битва.

– Как насчет «Лос-Анджелес Доджерс» сегодня? – поинтересовался папа, наконец, прервав молчание. Он всегда разряжал обстановку разговорами о бейсболе или истории. Правда, на этот раз с нас хватило истории. – Будет прекрасно, если посмотрим матч вместе.

– Я за, – кивнула я, пусть и перестала следить за бейсболом с тех пор, как переехала на Восточное побережье. Но споры с родителями порождали недоверие и мешали нам сплотиться.

– Я тоже, – неожиданно согласилась мама. Странно, ведь, когда я была маленькой, она никогда не смотрела с нами бейсбол и не ездила на стадион через весь Лос-Анджелес.

Мы закончили с едой и, оставив тарелки на столе, что являлось чем-то совершенно немыслимым для нашей семьи, завалились на диван. Я уселась между родителями. Папа включил матч. «Доджерс» блистали – питчер бросал подачу за подачей. К восьмой подаче папа откинул назад голову. Его тяжелое дыхание постепенно перешло в храп. На одном особенно громком всхрапе мы с мамой вздрогнули, а потом рассмеялись, и как же было прекрасно смеяться вместе. Мне хотелось положить голову ей на плечо. Хотелось извиниться, сказать, что я больше не буду задавать вопросы о Билли и не причиню ей боль. А еще в глубине души я надеялась, что она тоже извинится, поведает правду и перестанет мучить меня секретами. Однако проблема заключалась в том, что она не могла это сделать. Мы обе не могли, и я все еще не понимала почему.

Наверное, я так и не разгадаю причину, пока не откроется главная тайна.

Когда игра закончилась, на часах было уже почти одиннадцать. Мама поднялась и протянула мне руку, чтобы помочь встать с дивана.

– Не хочешь сегодня остаться у нас? – с надеждой спросила она.

– Мне нужно ехать обратно. – Я не уточнила, что под «обратно» имелась в виду квартира Билли, ведь теперь его имя вновь было под запретом, а любой разговор испарялся в стране невысказанных слов. – Утром будут ужасные пробки.

– Это верно. – Мама отпустила мою руку. – Понимаю.

Я пошла за ней в прихожую. Дойдя до двери, мама чуть не задушила меня в своих крепких объятиях.

– Я не хочу ссориться, – прошептала она мне на ухо.

– Я тоже не хочу, – ответила я, сжав ее еще сильнее.

Но это не отменяло того факта, что мы все же ссорились. И ссора выражалась не в криках и ругани, не в обвинениях: «Ты ужасная мать» или «Какая же ты неблагодарная дочь». Наш разлад был во всем, что мы не произносили вслух, в нашем крепком объятии, даже в том, что, в конце концов, нам пришлось ослабить хватку. Нам пришлось отпустить друг друга.

Следуя за соблазнительным запахом кофе, я спустилась вниз, где Чарли нарезал помидоры и мыл салат-латук. Он подпевал песне Боба Дилана, ополаскивая пластиковое ведро.

– Люблю эту песню, – сказал он. – Где бы она ни играла, с ней лук всегда кажется слаще.

Продолжая петь, он принялся раскладывать на витрине кексы.

Эта картинка напомнила мне маму, то, как весь процесс готовки – начиная с выбора рецепта в кулинарной книге и заканчивая подачей блюда – сопровождался ее пением. Когда я спрашивала, какую песню она напевает, она удивлялась и спрашивала: «Разве я пела вслух?» А затем замолкала. Поэтому я перестала задавать вопросы, ведь только во время готовки я слышала, как она поет.

Чарли разорвал пустую коробку из пекарни, поставляющей выпечку каждое утро в наш магазинчик.

Он протянул мне кекс.

– Инжир с козьим сыром. Звучит так себе, но, по правде говоря, очень вкусно.

Я отломала кусочек засахаренной верхушки. Действительно, вкусно! Чарли выбросил коробку и вытер руки об свои зауженные джинсы.

– Любимые кексы Билли. «Мне в жизни нужны только две вещи, – говорил он. – Хорошая книга и инжирный кекс Тиффани».

Чарли протер столешницу и поставил кофемашину прогреваться.

– Кто такая Тиффани? – спросила я.

– Пекарь из Атуотера. Билли говорил, что она знает путь к сердцу мужчины.

Чарли засмеялся.

– А она всегда отвечала: «Как жаль, что мне нравятся женщины».

– Билли с кем-нибудь встречался?

Я продолжала поедать кекс, медленно, наслаждаясь каждым кусочком.

– Если и встречался, я об этом ничего не слышал. Билли вечно витал в книгах. В книгах и землетрясениях. Впрочем, интерес к землетрясениям проявлялся, только когда по новостям объявляли о крупных бедствиях.

– Витал в инжирных кексах? В книгах, землетрясениях и инжирных кексах? – Чарли подмигнул мне и пошел к столам, чтобы снять стулья. – Билли когда-нибудь рассказывал о своей жене?

Чарли неуклюже уронил стул.

– Билли был женат?

– На Эвелин Вестон. Она первый владелец «Книг Просперо».