Элианна, подарок Бога - Эдуард Тополь

Семен закрыл микрофон рукой и негромко сказал:

— Капитан Сорок, шестьдесят первый полицейский участок.

— Я же сказал, — усмехнулся Иосифу Лопес. — Бери трубку.

— Алло, — глухо сказал Иосиф в трубку. — Слушаю.

— Мистер Гусь, это капитан Джим Сорок, шестьдесят первый участок, доброе утро. Ваш «Распутин» находится на моей территории. Наверное, поэтому люди, которые похитили вашу жену и сына, позвонили мне…

— Короче! — перебил Гусь. — Они живы?

— Пока да. Но у похитителей есть условия…

Лопес вышел из кабинета в пустую приемную, на телефоне секретарши набрал какой-то номер и сказал негромко:

— Good morning, sir. Did I wake you up? (Доброе утро, сэр. Я вас разбудил?) Есть срочный заказ по двойному тарифу. Капитан Джим Сорок, шестьдесят первый участок. Домашний адрес, телефон, состав семьи — все подробно. Я жду…

Тем временем Иосиф велел брату тоже прильнуть ухом к трубке.

— Только имейте в виду, мистер Гусь, — продолжал голос в трубке. — Я всего лишь посредник, и почему они выбрали меня, я не знаю. Наверное, потому, что ваш «Распутин» на моей территории…

— Короче! Условия! — хрипло перебил Иосиф.

— Вы берете в свой бизнес еще одного партнера и в обмен получаете жену и сына, — деловым голосом сообщил капитан Сорок и тут же спросил: — Да или нет? Они позвонят мне через пять минут.

Семен показал Иосифу на часы и жестом попросил потянуть время.

— Но я не хозяин этого бизнеса! — сказал Иосиф. — Есть еще три партнера, я должен спросить у них.

— Я думаю, они вам не откажут, — усмехнулся голос. — Итак, что мне передать тем, кто держит вашу жену и мальчика?

— А я могу поговорить с ними напрямую? — спросил Иосиф.

— Нет, они не могут вам позвонить. Они считают, что ваша линия на прослушке в FBI.

— А если я к вам приеду?

— Нет, нет! Они мне дали пять минут, и три минуты уже прошло! Решайте сейчас! Речь идет о жизни вашей жены и сына!

— Я… Я сог… — начал Иосиф.

Но Семен вырвал у него трубку и, заглядывая в бумагу, которую подал ему Лопес, сказал:

— Слушай, Сорок! Ты меня видел, я брат Иосифа и начальник охраны «Распутина». У меня под ружьем сорок семь бойцов с легальным оружием. Имей в виду: если эти fucking Italians хоть пальцем тронут его жену и сына, твои Элизабет, Сэмми и Кэтрин лягут рядом с ними, ты понял?

— Да при чем тут я?! — изумился голос. — Эти итальянцы мне позвонили…

— И через тебя ведут переговоры, — перебил Семен. — Так вот, позвони своей жене Элизабет, пусть она посмотрит в окно. Там как раз подъехали две бетономешалки, они могут случайно вылить бетон на твою fucking крышу…

* * *

Тут я вынужден вновь притормозить стремительное развитие событий этого исторического утра. Дело в том, что две огромные бетономешалки компании Big Machines Co. действительно «совершенно случайно» уже подъехали к дому капитана Сорока на бруклинской Marina Bay Drive, но не они решили исход этой легендарной истории. На самом деле эти две бетономешалки были у братьев Гусь последним резервом. А вся остальная техника Big Machines Co. — сорок семь экскаваторов, транспортеров, японских тягачей, сорокатонных самосвалов «Mac» и бетономешалок — вместе еще с шестьюдесятью траками, фурами, тягачами и даже снегоуборочными комбайнами, прибывшими от русских бизнесов из Элизабет и Форт Ли в Нью-Джерси, а также из Филадельфии и Фаирфэкса, совершили в ту ночь стремительный рейд по Long Island Express Way. Земля гудела и прогибалась под колесами этой армады, жители окрестных вилл и поселков просыпались от гула моторов и сквозь окна глазели в испуге на эту колонну.

В 6.40 утра эта армада разбудила Саусхэмптон. Дон Сильвио, его консольере Захрио Муччи и вся их итальянская охрана посмотрели в окна своей роскошной, в колониальном стиле виллы. И увидели, что вся их территория, вместе с причалом для яхт, конюшнями, теплицами и прочим хозяйством, окружена плотным кольцом этой угрожающей техники. Стальные ковши экскаваторов нависали над крышами конюшен и теплиц, жерла бетономешалок склонились над яхтами и плавательным бассейном, бульдозеры вплотную подошли к гаражу коллекционных машин.

Бессильным лаем надрывались ротвейлеры охраны, арабские скакуны трусливо ржали в конюшне, лама нервно металась в стойле от стенки к стенке, а дон Сильвио в бешенстве орал на Захрио Муччи и матерился по-итальянски и по-английски.

Только Марик спокойно спал в объятиях своей мамы Любы, когда к ним вошел Захрио Муччи и сказал:

— Wake him up, Queen. You’re free to go. (Разбуди его, королева. Вы свободны.)

* * *

Спустя час после освобождения Любы и Марика все криминальные авторитеты Нью-Йорка были выпущены из подвалов «Распутина» и в тот же день разнесли по всей Америке весть о полной независимости Little Russia от любых итальянских, испанских или китайских притязаний.

И, конечно, в этот же вечер произошло новое, третье по счету триумфальное открытие «Распутина». Нужно ли говорить, каким ревом восторгов публика встречала каждый выход на сцену первой королевы Брайтона? Ведь ее освобождение стало практически еще одним Днем Независимости — днем независимости Брайтона, о жителях которого сам Эдвард Коч сказал первой русской радиостанции в Нью-Йорке: «Русские эмигранты своей энергией и умом продвигают нашу страну по пути прогресса, украшают ее и наш город. Я польщен, что вы здесь, друзья!»

Но когда поздно вечером, сразу после триумфального выступления на сцене «Распутина», Люба вошла в кабинет своего мужа и обольстительной походкой направилась к Иосифу, он вспомнил полученную когда-то пощечину и замер в кресле. — Не бойся, — сказала ему королева Брайтона. — Я просто соскучилась по «маленькому Йосе».

…Вот, собственно говоря, и вся история о том, почему у эмигрантов из России есть в Нью-Йорке своя Little Russia.

Но если вы когда-нибудь окажетесь на брайтонском бордвоке и заговорите об этой истории с аборигенами, то, могу поспорить, вы, скорее всего, услышите — А! Это такая несправедливость! У нас тут столько хороших еврейских девушек, а королевой Брайтона стала эта шикса![13]

Что я наделал?!

Я погиб!

Я сам, клянусь, я сам,

В ней эту жажду породил

к легендам по утрам!..

Рифма, конечно, бездарная, но В.В. меня простит хотя бы потому, что в семилетнем возрасте я читал со сцены его «Необычайное приключение, бывшее с Владимиром Маяковским летом на даче» и «Стихи о советском паспорте». Маленький, рыжий и конопатый, я храбро выходил к самому краю авансцены и возглашал: «Я волком бы выгрыз бюрократизм, к мандатам почтения нету! К любым чертям с матерями катись…»