1612-й. Как Нижний Новгород Россию спасал - Вячеслав Никонов

К началу ноября, когда закончился подготовительный этап в истории ополчения, нижегородцы имели средства для содержания трех тысяч ратных людей, не считая необученных добровольцев.

Изначальный план Пожарского состоял в том, чтобы возможно быстрее собрать военные силы и немедленно отправиться с ними к Москве. Однако его реализация затянулась. Прежде всего, людские, да и финансовые ресурсы Нижнего Новгорода оказались ограниченными. Лидерам ополчения пришлось обратиться за поддержкой к другим городам и уездам. «Новый летописец» определенно связывает рассылку «по городам» грамот, призывавших «помогать итти на очищения Московского государства», именно с тем, что в Нижнем «казны становяше мало».

Эти грамоты были написаны от имени Дмитрия Пожарского, Ивана Биркина, Василия Юдина и всяких ратных и земских людей Нижнего Новгорода и содержали в себе, по сути, идеологическую платформу Второго ополчения. В них говорилось, что «по Христову слову, встали многие лжехристи, и в их прелести смялась вся земля наша, встала междоусобная брань в Российском государстве и длится немалое время. Усмотря между нами такую рознь, хищники нашего спасения, польские и литовские люди, умыслили Московское государство разорить, и Бог их злокозненному замыслу попустил совершиться. Видя такую их неправду, все города Московского государства, сославшись друг с другом, утвердились крестным целованием — быть нам всем православным христианам в любви и соединении, прежнего междоусобия не начинать, Московское государство от врагов очищать, и своим произволом, без совета всей земли, государя не выбирать, а просить у Бога, чтобы дал нам государя благочестивого, подобного прежним природным христианским государям.

Изо всех городов Московского государства дворяне и дети боярские под Москвою были, польских и литовских людей осадили крепкою осадою, но потом дворяне и дети боярские из-под Москвы разъехались для временной сладости, для грабежей и похищенья; многие покушаются, чтобы быть на Московском государстве панье Маринке с законопреступным сыном ее. Но теперь мы, Нижнего Новгорода всякие люди, сославшись с Казанью и со всеми городами понизовыми и поволжскими, собравшись со многими ратными людьми, видя Московскому государству конечное разоренье, прося у Бога милости, идем все головами своими на помощь Московскому государству, да к нам же приехали в Нижний из Арзамаса смольняне, дорогобужане и вятчане и других многих городов дворяне и дети боярские; и мы, всякие люди Нижнего Новгорода, посоветовавшись между собою, приговорили животы свои и домы с ними разделить, жалованье им и подмогу дать и послать их на помощь Московскому государству.

И вам бы, господа, помнить свое крестное целование, что нам против врагов наших до смерти стоять: идти бы теперь на литовских людей всем вскоре. Если вы, господа, дворяне и дети боярские, опасаетесь от козаков какого-нибудь налогу или каких-нибудь воровских заводов, то вам бы никак этого не опасаться; как будем все верховые и понизовые города в сходу, то мы всею землею о том совет учиним и дурна никакого ворам делать не дадим; самим вам известно что к дурну ни к какому до сих пор мы не приставали, да и вперед никакого дурна не захотим: непременно быть бы вам с нами в одном совете и ратными людьми на польских и литовских людей идти вместе, чтобы козаки по-прежнему не разогнали низовой рати воровством, грабежом, иными воровскими заводами и Маринкиным сыном. А как мы будем с вами в сходе, то станем над польскими и литовскими людьми промышлять вместе заодно, сколько милосердый Бог помощи подаст, о всяком земском деле учиним крепкий совет, и которые люди под Москвою или в каких-нибудь городах захотят дурно учинить или Маринкою и сыном ее новую кровь захотят начать, то мы дурна никакого им сделать не дадим. Мы, всякие люди Нижнего Новгорода, утвердились на том и в Москву к боярам и ко всей земле писали, что Маринки и сына ее, и того вора, который стоит под Псковом, до смерти своей в государи на Московское государство не хотим, точно так же и литовского короля».

Соловьев видел специфику этой грамоты в том, что «в ней объявляется движение чисто земское, направленное столько же, если еще не больше, против козаков, сколько против польских и литовских людей; основная мысль грамоты: надобно нам соединиться и действовать вместе, чтобы не дать козакам сделать ничего дурного». Платонов уверял, что «в этой грамоте была изложена Гермогенова программа действий, основным правилом которой было действовать отдельно от казаков и против казаков».

Обращения нижегородцев к городам не содержали прямых выпадов против земского правительства Трубецкого и Заруцкого. Но в них было много критики «казачьего воровства», которое ассоциировалось прежде всего с Заруцким. В письме к вологодскому посаду нижегородцы обратили внимание на две опасности: появление под Псковом «нового вора» Лжедмитрия III и рассылку Мариной Мнишек «смутных грамот» от имени «царевича» Ивана Дмитриевича. Нижегородские земские люди сразу заняли непреклонную позицию: до смерти своей они не согласятся на избрание царем псковского «вора» или коломенского «воренка». Еще один выпад против Заруцкого. При этом, заметим, нижегородцы осторожно обходили молчанием Владислава, который все еще имел сторонников не только среди высшего боярства, и выдвинутую в Новгороде кандидатуру шведского королевича. Таким образом, нижегородцы призывали к объединению всех земских людей на весьма неопределенной платформе, что позволяло избежать конфликтов в начале пути.

«Скромная, как ее составители, — замечал Валишевский, — эта программа оказалась удачной именно потому, что, ничего не предрешая, не оскорбляя честных убеждений и не нарушая достойных уважения интересов, она могла объединять всех благомыслящих и доброжелательных».

Но, конечно, подмосковное правительство Трубецкого и Заруцкого полагало, что именно оно должно было заниматься сбором ратных людей и казны по всему государству. Однако, хотели они того или нет, нижегородское воинство уже превращалось во Второе земское ополчение.

Выступление нижегородцев оказалось как нельзя более своевременным, и оно резонировало с настроениями, давно зревшими в самых разных уголках страны.

«Отовсюду слали в Нижний выборных на совет, присылали и казну, шли ратные люди, — писал Соловьев. — Первые пришли коломничи: сначала в Коломне сидел по королевскому приказу известный нам Василий Сукин, покинувший посольское дело под Смоленском, но уже 26 августа 1611 года король писал боярам в Москву, что Сукин вместе с сыном ему изменил и отъехал к ворам-изменникам. Оказывается, что Сукин переехал в Троицкий монастырь, ибо его имя встречаем в грамотах троицких подле имен Дионисия и Палицына.

За коломничами пришли рязанцы, за ними — служилые люди украинских городов; пришли добрые козаки и стрельцы, которые сидели в Москве в осаде с царем Василием; все получили жалованье. Между всеми этими гостями и нижегородцами был великий совет и любовь, говорит летописец».

Многие понизовые города тоже сочувственно отозвались на призыв Нижнего. «Из Казани, и из Сивязского, и из Чебоксара, и изо всех понизовских городов» ответили, что «они идут на земскую службу все головами своими». Казанцы сообщили об отправке ими к началу декабря в Нижний Новгород небольшого передового отряда.