Игра на зыбучем песке - Мария Быстрова

Ангаров, гаражей, складов, временных домиков и прочих непонятных строений здесь было превеликое множество. Они образовывали лабиринт, пронизанный широкими проходами, импровизированными улицами и дорожками для руления.

Фрэнк вдруг взволновался. И почему за два месяца в Тиреграде он сам так и не решился прийти сюда? Хотя бы чтобы просто поглазеть на чужие воздушные машины? Почему упорно убеждал себя, что они недостойны его интереса?

Над крышами проплыл начищенный до алого блеска остроносый аппарат, обладатель вполне приятных обтекаемых форм, любопытных моторов и винтов, отклонявших вектор тяги и позволивших утробно ревущей машине плавно опуститься на дальнюю площадку.

Как только солнце село, местные обитатели – техники, грузчики, частные владельцы и пилоты – повылезали из ангаров и теперь сновали туда-сюда. Кто-то ремонтировал свою посудину, грузил контейнеры на платформу, кто-то о чем-то спорил с соседом, тут даже магазины работали! Даже в город выходить не надо! На аэродроме, прямо во времянках постоянно проживало, наверное, несколько тысяч человек. Это был чужой, незнакомый мир, пропахший дегтем, машинным маслом и свободой.

Трепет Фрэнки нарастал. А что, если он не впишется в него? Что, если ничего не выйдет? Что тогда ему останется?!

Темнело, по обыкновению, быстро, над рулежками зажглись фонари, а вдоль полосы вспыхнули бочки с топливом. Митра, успевшая на ходу стереть золотые узоры с рук и нацепить противопылевую маску, уверенно вела его сквозь летный городок на окраину, где ощущалось дыхание пустыни, не переставая дул раскаленный ветер, глушивший музыку и гул двигателей.

За очередным поворотом показалась сверкающая разноцветной иллюминацией вывеска «Ржавь» и рекламная растяжка: «Ничто не забыто на задворках Тиреграда. Лучший голос Воленстира – Эдварда Ифьен».

Боковая стена дома также представляла собой гигантский плакат с портретом кудрявой тетки, прятавшей половину лица за гитарой. Тетка эта была бы довольно привлекательной, если бы щеку, бровь и лоб не пересекало уродское клеймо-шрам, сиявшее тусклым голубоватым светом.

– Твоя сестра азаари?! – удивленно воскликнул Фрэнк.

Митра, до того не проронившая ни слова, вздрогнула и прижала палец к губам.

– Тшш! Нет. Моя сестра гораздо хуже, чем азаари. Дальше идите сами. Нельзя, чтобы нас видели вместе. И будьте осторожны, помните, о чем мы с вами говорили. Ни с кем не связывайтесь, пока вас не найдет мой дядя – его имя Харго. Все. Удачи! Пусть Солнце осветит ваш путь!

Выразительно оглядев Фрэнка, Митра развернулась и спустя мгновение растворилась во мраке переулка между ангарами.

Он с сомнением уставился на двери клуба. Народа там толпилось предостаточно.

А может, все же не стоит? Ну его?

Нет, поздно включать задний ход. Сглотнув, Фрэнк направился вперед.

Как он и предполагал, на площади собрались сплошь воленстирцы: пилоты, несмотря на жару, одетые в куртки, какие-то приехавшие на лошадях вояки с кривыми саблями в ножнах, молодые техники и еще демон разберет кто. Фрэнк надеялся, что ночная тьма скроет его от любопытных глаз и он как-нибудь незаметно проскочит в заведение.

Не получилось. Стоило выйти под фонари, как его необъятные размеры сразу привлекли всеобщее внимание. Разговоры стихли, физиономии черных изумленно вытягивались.

Ну грань! Скорее внутрь!

Сжав кулаки, он заторопился к входу в «Ржавь». Сердце отчаянно колотилось. Благородные предки, что он тут забыл?! Зачем послушал Митру?! Где были его мозги?! Спустя миг за спиной грянул взрыв смеха. Точно! Он жалкое посмешище! По спине потек пот. Уроды потешались именно над ним, ей-богу!

Толкнув животом дверь, Фрэнк вошел в клуб.

Внутри было накурено. Сизый дым плотным пологом укрывал подвешенные под потолком гирлянды ржавых гаек и цветные прожекторы, светившие на сцену, главным украшением которой являлся двухметровый винт, неспешно вращавшийся посреди дальней стены.

Слева располагалась барная стойка, справа столы для посетителей. Нет, туда Фрэнк не сунется. Лучше забьется в темный угол. Раз Харго, как уверяла Митра, заведует «Ржавью», он в любом случае его отыщет. Если у девчонки вообще выйдет уговорить своего родственника.

Так, надо изображать взрослого! Даже если поджилки трясутся. Фрэнк принялся делано уверенно протискиваться в противоположный конец помещения. Ну зачем ему все это, а?!

Показалось или, как он вошел, воленстирцы стали хихикать чаще?

– Эй, бледный, каким ураганом твою тушу сюда надуло? – перевел Фрэнк брошенную в него фразу.

Худосочный черный варвар презрительно поморщился и отхлебнул из бутылки.

– Забей, Вил, он явно не фурычит по-нашему, – донеслось сбоку. – Смотри.

Его дружок изрек непонятную тарабарщину, и окружающие снова заржали. Весельчаки, ага…

Задыхаясь от негодования, Фрэнк взобрался на высокий стул, как индюк на жердочку.

– Чего тебе? – спросил бармен по-регесторски.

– Коньяк.

– Уверен?

Вместо ответа юный лорд вывалил из кармана монеты. Коньяк – то, что нужно! Без ядреной выпивки невозможно слушать увлеченные беседы местных за спиной! Уж лучше бы он и правда не понимал воленстирского!

От нечего делать один наглый малый предположил, что Фрэнк маг полета. Его оппонент с пылом уверял, что таких жирных пилотов даже на «Грузовозы» не берут.

Ублюдки! Не лучше ли свалить? Почему он должен терпеть подобное унижение?! Он лорд, вообще-то, а они – шваль, сброд, дикари! И все равно ничего не выгорит! Митра – чего-то недогоняет, раз решила, что ему тут место! И он тоже хорош! Чужака здесь не примут никогда!

Перед ним приземлилась стопка с коньяком, в нос ударил запах спирта, и голова сразу пошла кругом. Предки, он дал слово Флорьке, что завяжет. Не будет больше…

Внезапно даже для самого себя Фрэнк вцепился в рюмку и, прежде чем сомнения окончательно поработили разум, залпом выпил ее содержимое.

Да… да… хорошо… Успел! Обжигающее пойло потекло в горло. Как давно он об этом мечтал!

– Еще?

– Еще.

Сестра ничего и не узнает. Ему это необходимо! Чтобы не выглядеть сопляком, не дрожать от страха перед местными.

Когда бармен нацедил новую порцию пойла, приветственно тренькнули струны. Насмешки прекратились, ведь на сцене возникла сестра Митры – женщина с плаката, с гитарой в руках и изуродованным светящимся клеймом лицом. Платья певица не надела, вместо этого предстала перед публикой по-свойски – в кожаном корсете, штанах и куртке с заклепками. Улыбнувшись гостям, она сразу запела, подыгрывая себе на гитаре.

Демоны вас дери, Фрэнки даже не донес вторую рюмку до рта! Эдварда Ифьен обладала божественным голосом – грудным, необычно низким и безумно сексуальным.