Четыре минус три - Барбара Пахль-Эберхарт

Воздух полон творческими инициативами.

Мой электронный почтовый ящик полон мейлами.

Я покоюсь в теплом коконе, я нахожусь в состоянии великого преобразования. Поэтому в данный момент я нуждаюсь в тишине и покое.

К тому же барахлит компьютер. И совсем уже между делом я должна, чем быстрее, тем лучше, сделать ремонт квартиры в St. Mareiner, поскольку вроде бы появился покупатель. Желающих мне помочь с ремонтом предостаточно. Мне осталось все организовать.

Вот почему может случиться, что я на ваши мейлы не отвечу быстро и исчерпывающе, как мне бы хотелось. А ведь у меня есть что сказать каждому из вас. Несмотря на это, я должна отказываться от общения (даже на звонки мобильного я редко отвечаю). Что вовсе не означает, что я вас всех и всю вашу мощь не чувствую. Я обязательно, мало-помалу, вылуплюсь из своего кокона.

А пока позвольте мне поблагодарить вас за все, что вы мне прислали и подарили. Да не исчерпается эта энергия.

До скорого свидания!

Из глубин своего гамака-кокона шлет вам всем большой привет

Ваша Барбара

Кокон — не придуманный мною образ. Детским психологам известно, что бабочка с ее метаморфозами имеет отношение к смерти. Находящиеся при смерти дети часто изображают себя в образе бабочки.

Одна из моей коллег выбрала костюм бабочки для выступлений в детской больнице чисто интуитивно. Значительно позже работающий в детской онкологии психолог объяснил ей причину, почему именно больные раком дети так любят Фрау-доктора по имени Флора Трепетманн, клоуна-бабочку.

Несколько лет назад мне рассказали историю, имеющую отношение к процессу превращения личинки в бабочку, происходящему в коконе. Не знаю, насколько строго это описание с точки зрения науки. В любом случае я очарована метафорой.

Когда гусеница засыпает в коконе, чтобы проснуться бабочкой, тело гусеницы растворяется в буквальном смысле, после чего как бы воссоздается заново. При этом изменениям подвергается буквально каждая клеточка гусеницы. Шаг за шагом происходит процесс перерождения, весь клеточный материал «сплавляется» вместе, после чего формируется заново.

Покидая кокон, выбравшаяся из него бабочка «не помнит» ничего о себе прежней, ведь в ней не остается ни одной неизмененной клетки. При этом пережившая метаморфозу бабочка достаточно быстро возвращается в то место, где она находилась в образе гусеницы, словно она все же «помнит», что с ней происходило до преобразования.

Смерть в моих глазах есть не что иное, как одна из подобных метаморфоз. Меняется сложение нашего тела, мы меняем форму бытия, но то, что мы есть, что делает нас нами, не исчезает.

И применительно ко мне, оставленной в живых, процесс преобразования, инициированный смертью моей семьи, продолжается до сих пор. Метаморфоза проистекает медленнее и, в отличие от умирания, определяется другими закономерностями. Но и в моем случае происходящие со мной изменения разительны. Медленно, но неотвратимо я внутренне трансформируюсь сообразно происходящим в моей жизни событиям. Наверное, именно это имеют в виду исследователи скорби, говоря о феномене «соумирания»?

Смерть в моих глазах есть не что иное, как одна из подобных метаморфоз. Меняется сложение нашего тела, мы меняем форму бытия, но то, что мы есть, что делает нас нами, не исчезает.

Примерно за год до смерти моей семьи я написала песню для моей подруги Сабины. В то время она только что развелась и пребывала в подвешенном состоянии между своей прежней жизнью, с которой она желала покончить, и новой жизнью, очертания которой пока только угадывались.

«Песнь для Сабины» снова пришла мне на ум через несколько дней после Праздника Душ, во время прогулки с одной из моих подруг. Я вдруг запела ее, спонтанно, без видимой причины. А когда закончилась песня, мы долго молчали. Пока я не сформулировала то, что было и так очевидно.

«Невероятно. Песня для Сабины звучит сейчас точно песня для меня».

Итак, «Песнь для Сабины» и… для меня, как оказалось.

Между теперь и когда-нибудь,

Между полднем и апрелем,

По обочине дороги идет женщина.

Она идет откуда-то в почему?

Ее купает дождь, она сохнет на солнце,

Ей совсем недалеко шагать.

Тот, кто осмелится спросить, —

Получит ответ.

Обязательно получит. Но только

не сегодня.

Сейчас еще вчера нашло себе пространство.

Что будет завтра, мы увидим скоро.

Время умеет ждать,

Но не стоит на месте.

День начинает брезжить.

Он медлит, просыпаясь.

И он рассказывает то,

Что желает слышать жизнь.

Принять процесс собственного преображения. Для меня это было как угодно, но только не просто.

Я создала вокруг себя кокон и затаилась в нем. Только в этом коконе я могла как-то существовать. Но превращаться в бабочку? А надо ли мне это?

Меня в принципе устраивала моя жизнь внутри. И себя я в ней тоже устраивала. Разве мне мало изменений? Их и так столько — хватит до конца моей жизни.

Я пыталась удержать то, что оставалось от прежней жизни. Любой ценой. Постройка моей жизни представлялась мне постройкой из костяшек домино. Одна костяшка выпала. И не какая-нибудь. А самая главная.

Но мне не хотелось, я не могла позволить, чтобы за ней лавиной последовали все другие. Останется ли от меня тогда хоть что-нибудь?

Вот мой дом, он стоит в зелени. У меня есть мое дело. У меня есть друзья.

Работать в саду. Напевать. Выступать перед зрителями.

Я поняла, что пришло время снова попытаться войти в старое русло. И чем скорее, тем лучше. До того как там, за пределами кокона, все изменится до неузнаваемости. Я вдруг заторопилась.

Я связалась с хозякой дома и попыталась ее уговорить продать мне этот дом, куда мы въехали всего два месяца назад с Хели и детьми.

Я позвонила руководительнице общественной организации, которой принадлежит детский сад, куда ходил Тимо. И сообщила ей, что и в будущем намерена вести бухгалтерию и являться на все заседания правления общества.

Своих коллег клоунов я сразила своим сообщением о готовности снова работать. И действительно, уже в конце апреля я отправилась с ними на семинар по клоунскому совершенству.

А четвертого мая я снова работала клоуном. И получила от этого удовольствие. Мои рефлексы меня не подвели.

Все просто замечательно.