Обольсти меня на рассвете - Лиза Клейпас

Поппи прыснула и ткнула Лео локтем в бок, а мисс Маркс окинула его взглядом, полным презрения.

В последний вечер в Лондоне семья посетила частный бал, устраиваемый в доме мистера и миссис Саймон Хант в Мейфэре. Мистер Хант, предприниматель, совладелец компании «Британские железные дороги» и единственного в стране завода, производящего локомотивы, был человеком, о которых говорят, что он «сделал себя сам», — отец Ханта был простым лондонским мясником. Мистер Хант принадлежал к нарождавшемуся классу инвесторов, бизнесменов и финансистов, которые подрывали так долго существовавшие в обществе представления о том, что высший свет может быть представлен лишь потомственной аристократией.

Публика на ежегодно устраиваемый Хаитами весенний бал приходила самая разнообразная: британские политики, влиятельные и богатые иностранцы, аристократы и бизнесмены. Получить приглашение на бал считалось почетным, поскольку даже пэры, которые на словах презирали стремящихся к наживе плебеев, на деле стремились упрочить отношения с необычайно влиятельным и баснословно богатым мистером Хантом.

Особняк Хантов можно было бы назвать воплощенным в камне символом успеха частного предпринимательства. Просторный, роскошный, технологически продвинутый, дом имел газовое освещение в каждой комнате, а лепнина потолков была выполнена из современного пластичного материала, в настоящий момент представляемого на выставке в Хрустальном дворце. Высокие, от пола до потолка, окна зала выходили в сад, разбитый на манер садов во Франции, с широкими дорожками для прогулок. В доме также имелся зимний сад — оранжерея с застекленной крышей, отапливаемая паром с помощью разветвленной сети труб, проложенных под полом оранжереи.

Перед выходом из кареты мисс Маркс еще раз шепотом напомнила своим воспитанницам о том, что следует и чего не следует делать на балу, предупредив, чтобы они не торопились заполнять карточки приглашений на танцы, на случай если записанный джентльмен опоздает, и наказав нигде и ни при каких обстоятельствах не появляться без перчаток. Еще девушкам следовало помнить о том, чтобы они никогда не отказывали пригласившему на танец джентльмену, если, конечно, танец уже не обещан кому-то другому. И разумеется, ни в коем случае нельзя танцевать с одним джентльменом более трех танцев, поскольку такого рода фамильярность непременно даст пищу для сплетен.

Уин была тронута тактичностью, с какой мисс Маркс давала наставления, а также самым искренним и серьезным вниманием, с которым Поппи и Беатрикс прислушивались к ее советам. Было ясно, что эти трое долго и упорно трудились, вникая в тонкости и хитросплетения этикета.

Уин находилась в худшем положении, чем ее две младшие сестры. Поскольку она провела так много времени вдали от Лондона, ее знания столичного светского этикета были весьма ограниченны.

— Надеюсь, я никого из вас не опозорю, — сказала она беспечно. — Хотя должна предупредить вас, что вероятность того, что я допущу промах, довольно высока. Надеюсь, вы возьмете на себя труд и меня подучить, мисс Маркс?

Гувернантка улыбнулась, обнаружив наличие ровных белых зубов и мягких губ. Уин невольно подумала, что, будь мисс Маркс чуть полнее, ее вполне можно было бы назвать красивой женщиной.

— Положитесь на свою интуицию, и она вас не подведет, — сказала мисс Маркс. — Лично я не могу представить вас в иной роли, чем в роли идеальной леди.

— О, Уин всегда поступает правильно, — с гордостью сообщила гувернантке Беатрикс.

— Уин святая, — согласилась с сестрой Поппи. — Это очень утомляет. Но мы делаем все от нас зависящее, чтобы не раздражаться. Но видит Бог, чего нам стоит наша снисходительность.

Уин улыбнулась сестрам.

— Для вашего сведения, — сказала она им беспечным тоном, — я намерена нарушить по крайней мере три правила этикета еще до того, как закончится бал.

— Какие именно правила? — в один голос спросили Поппи и Беатрикс. Мисс Маркс ограничилась тем, что озадаченно на нее посмотрела, словно пыталась понять, отчего кому-то может прийти в голову по собственной воле навлекать на себя беду.

— Я еще не решила. — Уин сложила руки на коленях. — Мне придется подождать, пока представится такая возможность.

Гости заполняли холл, слуги сновали между гостями, забирая плащи и шали дам, а также шляпы и пальто джентльменов. Глядя на то, как Кэм и Меррипен снимают пальто, одинаково поводя плечами, Уин невольно улыбнулась. Она не могла понять, почему никто вокруг не замечает, что они братья. Ей было совершенно очевидно, что они кровные родственники, даже если они и не были близнецами. Те же волнистые черные волосы. Что с того, что у Кэма волосы были длиннее, а Меррипен носил их коротко стриженными? Та же худощавость, те же пропорции, хотя Кэм был гибче и легче, тогда как Меррипен был мускулистее и за счет этого тяжелее.

Но самое большое различие между ними заключалось не во внешности, а в том, как они относились к жизни, к окружающему миру. Кэм был раскован, снисходителен и ироничен, отличался проницательностью и не стеснялся широко пользоваться своим обаянием. Меррипен с его болезненным чувством собственного достоинства находился в постоянном напряжении, по-видимому, отчаянно пытаясь скрыть от окружающих то, как глубоко он умел чувствовать и переживать.

О, как сильно она его любила! Как томилась по нему. Но Меррипена нелегко завоевать, если вообще возможно. Уин подумала, что с тем же успехом можно пытаться заставить дикого зверя есть с руки: бесконечные наступления и отступления, голод и привязанность в вечной борьбе со страхом.

Особенно остро это щемящее чувство тоски по нему заявило о себе сейчас, когда она наблюдала его в окружении этого общества избранных. Он не смешивался с нарядной толпой, безучастный, одетый в строгие черно-белые тона. Меррипен не считал себя ниже тех, кто окружал его, но он прекрасно понимал, что не является одним из них, и остро чувствовал это. Он понимал их ценности, хотя не всегда соглашался с ними. И он нашел свою нишу в этом мире гаджо — он был из той редкой породы людей, что могут приспособиться к любым условиям существования и чувствовать себя комфортно практически везде. Не зря же, невольно улыбнувшись своим мыслям, подумала Уин, в отличие от большинства мужчин ее круга Меррипен способен не только читать на древнегреческом и латыни и обсуждать в философских понятиях преимущества и недостатки эмпиризма и рационализма, но и объездить норовистого коня, и вручную построить каменную ограду. И еще наладить работу в поместье так, что оно стало давать прибыли втрое больше, чем когда-либо до него. Словно он не цыганом родился, а помещиком в третьем поколении.

Кев Меррипен был человеком загадочным. И как мечтала Уин пробраться в тайник его души, где он хранит свои секреты, и даже глубже, добраться до сердца его, которое он так истово стережет.

Окидывая взглядом нарядную обстановку особняка, смеющихся и праздно болтающих гостей, Уин чувствовала, как в душу ей пробирается меланхолия. Красивая обстановка, приятная музыка — было от чего получать удовольствие, и все же Уин ничто не приносило желанной радости. Больше всего на свете ей хотелось остаться наедине с самым неприступным из присутствующих здесь мужчин. С Кевом.