Русская жизнь-цитаты 14-21.09.2023 - Русская жизнь-цитаты

том, чтобы этих людей снова загнать в рабство, и заключалась цель замазывания русского народа кровью украинского народа, в этом и заключался план развязывания войны. Сама по себе Украина России не нужна, территории эти не нужны, население это не нужно. Нужно обеспечить покорность своего собственного народа еще на поколение вперед, что, собственно, и проделывается.  Хочется только верить, что хотя бы фигой в кармане наш человек сможет какое-то пассивное, тайное сопротивление этому всему оказывать. И — не сожранным и не жравшим других людей — переждать под корягой эскапизма и уклонизма очередной этап помрачения рассудка российского государства.  Свободный университет — сообщество преподавателей и студентов, учрежденное в Москве летом 2020 года после волны политических увольнений из Высшей школы экономики. Большая часть программ и курсов университета бесплатна для всех слушателей, все курсы проводятся онлайн без каких-либо ограничений для слушателей. После начала войны, «письма ректоров» и разгрома российских университетов Свободный университет остался крупнейшей независимой площадкой, работающей с программами высшего образования на русском языке. В марте 2023 года Свободный университет был признан властями РФ «нежелательной организацией». В сентябре 2023 года Свободный университет объявил набор на 56 новых курсов.  Главный редактор «Новой газеты Европа» — Кирилл Мартынов. Пользовательское соглашение (https://novayagazeta.eu/terms). Политика конфиденциальности (https://novayagazeta.eu/privacy).",«Война обращает свободное поколение в рабство». Лекция Дмитрия Глуховского для студентов Свободного университета — Новая газета Европа,https://novayagazeta.eu/articles/2023/09/13/voina-obrashchaet-svobodnoe-pokolenie-v-rabstvo?print=true,2023-09-14 06:28:32 -0400

Людмила Улицкая,"Людмила Улицкая 05.09.2023  Чтение как подвиг Разночинцу не нужна память, ему достаточно рассказать о книгах,  которые он прочел, — и биография готова...  О. Мандельштам  Историю каждого человека можно описать разными способами: через его генетику, то есть унаследованные им от родителей свойства и черты, через образование — где, чему и сколько человек учился, через общение — с кем общался, дружил, соседствовал, а можно и через последовательность прочитанных книг. Попытаюсь восстановить свою…  Мое детство и юность пришлась на годы, когда довольно большой объем литературы попал под запрет. В те годы даже Достоевский не издавался — считался подозрительным.  Если списки запрещенных книг и существовали, то хранились где-то в столах гебешного начальства. Прошло много лет, прежде чем пришло понимание этой границы — разрешенного и запрещенного. Это был старинный российский вопрос, и мы были не первым поколением, которое с ним столкнулось. А были ли разрешены эпиграммы Пушкина, ходившие по рукам в начале 19-го века? Лицейские шалости, матерные вирши, «Гаврилиада», в конце концов. Российская цензура всегда хорошо работала. Достаточно вспомнить историю Чаадаева с его «Философическими письмами», за которые он был объявлен сумасшедшим в те годы, когда термин «карательная психиатрия» еще не был изобретен. Книга Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву» повлекла за собой смертный приговор автору, который заменили десятилетней ссылкой в монастырь, акнига напечатана она была в 1905-м году, спустя сто с лишним лет после ее написания. До той поры книга Радищева ходила «в списках». Именно такой экземпляр читал Пушкин — это был первый «самиздат». Кажется, Россия родина не только слонов, но и самиздата...  Как это ни смешно, даже мои первые детские книги, скорей всего не находящиеся в списке запрещенных, тем не менее были давно уже изъяты из библиотек, содержались в «спецхране» библиотек и выдавались по специальному разрешению: романы Чарской, сохранившиеся у бабушки Елены Марковны с ее гимназических времен, чудесную книгу Луизы Олькотт «Маленькие женщины», и те же «Маленькие женщины, ставшие взрослыми», книжка о маленьких японцах и маленьких голландцах и подшивка журнала «Задушевное слово».  Второй книжный шкаф принадлежал второй бабушке, Марии Петровне. Он был поинтереснее и поопаснее, но до него еще надо было дорасти: «Камень» Мандельштама и «Четки» Ахматовой, «Котик Летаев» Андрея Белого, «Образы Италии» Муратова и «Толкование сновидений» Фрейда, даже, прости Господи, томик Ленина «Материализм и эмпириокритицизм» с насмешливыми пометками покойного деда. Кстати, там же я нашла книжку, которая у меня сейчас хранится дома (кое-какие документы бабушки и дедушки я отдала в архив, а эту не отдала) — «Восстание ангелов» Анатоля Франса. Она имеет очень странный вид — в самодельном переплете, который короче, чем формат страниц, так что страницы вылезают снизу из-под переплета приблизительно на палец. На последней странице написано: «Этот переплет я сделал из краденой папки старых носков и хлеба в самые тяжелые дни пребывания моего в камере №3 в Сталинградской тюрьме». Дальше дата — март 1934 год. И подпись моего деда.  В шкафу бабушки Маруси обнаружилась и русская Библия, которая в годы моего детства была книгой редкой, после революции издавалась она только в издательстве Патриархии, можно сказать, для служебного пользования, как какая-нибудь внутренняя инструкция ЦК или КГБ. Купить ту Библию было почти невозможно. Как и Евангелие. И я прекрасно помню Евангелие, переписанное церковной старушкой от руки, как в догутенберговские времена. Самиздат, между прочим!  Третий шкаф, уже в школьные времена, стоял в квартире моей подруги-одноклассницы Лары. Оттуда мы с ней однажды вытащили две книжки. Одна была «Декамерон» с иллюстрациями. Книжка не показалась нам особенно интересной, но мы ее долго разглядывали.  Вторая книжка — сборник стихотворений Бориса Пастернака, «Избранное» 1934 года издания. Там было стихотворение, которое врезалось на всю жизнь:  Так начинают. Года в два  От мамки рвутся в тьму мелодий...  С Пастернаком я с тех пор не расставалась.  Одна из самых общих черт интеллигентного человека, как мне представляется, это его насущная потребность в чтении. Характер чтения определялся временем, местом и личными склонностями. Несколько лет тому назад я прочитала письма и дневники моего деда с 1911 года до 1933-го года, там были и постоянные записи о прочитанных книгах и списки книг, которые надо прочитать немедленно, в этом месяце и в этом году. Поразительным образом они напоминают мне те списки книг, которые я и сама вела с отроческих лет. И веду по сей день.  В обобщениях всегда есть большое удобство и еще большая приблизительность. Для российской молодежи времени моей молодости — по крайней мере, той ее части, которой я принадлежала, —основной ценностью было чтение. Страстное, напряженное, умное и трудное чтение. К тому же и опасное, потому что за чтение могли выгнать из института, с работы, даже посадить в тюрьму — за хранение, распространение и особенно за размножение запрещенных книг. Существовала статья Уголовного кодекса 190, позже статья 70, в соответствии с которыми можно было получить от трех до семи лет тюремного срока «за хранение и распространение антисоветской литературы». Впрочем, списка запрещенных книг нигде, кроме как в столах кегебешников,