Гардемарин - Андрей Алексеевич Панченко

— Господин Виктор, позвольте похоронить Франца по-христиански? Он виноват, но за то расплатился жизнью. Не правильно это будет, с дикарями его за борт выбрасывать — умоляюще взглянул на меня Дайон.

— Хорошо, хороните… — безучастно ответил я.

— Мы Ива в парус замотали, по морскому обычаю будем хоронить, али на берегу? — быстро заговорил ободренный Дайон.

— Выйдем завтра в море и там похороним. Нельзя могилу на этом берегу оставлять — вздохнул я — чего там на палубе?

— Всё относительно хорошо господин Виктор, наши, кто жив, все целы, а негров двенадцать штук за борт выбросили. Там возле левого борта две лодки остались, я их тоже приказал поднять на борт. Они не с берега, они с моря зашли, вот Франц и прозевал их — доложил Дайон — светает скоро, что прикажите делать?

— Как рассветёт, снимаемся с якоря и идём в глубь лагуны. Поселение аборигенов должно быть на берегу. Или в лагуне или в реке. Надо его сжечь! — буркнул я — воды мне принеси, умыться надо.

— Сию минуту! — Дайон выскочил на палубу, а я выпустил из рук оружие. Мёртвых не вернёшь, надо жить дальше…

Поселение мы нашли через час, после того как снялись с якоря. Деревня аборигенов стояла на берегу лагуны, возле устья реки. Шлюп остановился напротив поселения, которое казалось абсолютно безлюдным. Одна из трофейных лодок-долблёнок уже была спущена на воду и подтянув её к борту, мы все впятером отплыли от борта корабля, на котором остались только тела наших товарищей. Весь наш арсенал лежал заряженным на дне лодки. Я стоял на носу, и мрачно смотрел на приближающийся берег. Казалось, там нет никого живого, деревня была покинута.

— И всё же может быть стоило бы уйти, господин Виктор? — тихо спросил меня Дайон, ворочая веслом — нас слишком мало.

— Спалим этот гадюшник, и отчалим с чистой совестью — упрямо ответил я — там нет никого, они обгадились от страха и сбежали!

— Остановитесь! Что вам надо⁈ — вдруг с берега послышался голос на ломанном французском языке с жутким акцентом. Говорящего не было видно.

— Нам нужны те, кто вчера напал на наш корабль! — прорычал я в ответ, взводя пистолеты — мы убьём их и уйдём. Если нет, то мы сожжём вашу деревню! Кто ты? Покажись!

Из-за хижины вышел дряхлый старик, который опирался на посох или короткое копьё.

— Меня зовут Ту, я говорю с тобой от имени вождя Банги. Уходите! Мы не хотим с вами войны! — прокричал старик.

— Откуда ты знаешь наш язык старик? — спросил я.

— Меня учили ваши шаманы, когда я был ещё маленьким — ответил старик, а потом пафосно выпятив грудь гордо заявил — они разгневали нашего бога и мы их убили, и вас тоже убьём!

— Передай своему Банге, что мы не уйдём от сюда, пока не отомстим! — рассмеялся я и продолжил блефовать — мы не шаманы, мы воины. Ваша деревня сгорит! На нашей большой лодке есть пушки, ты должен знать, что это такое. Мы убьём вас всех, если вы не выдадите нам нападавших! Иди и скажи это своему вождю, и поторопись, пока моё терпение не закончилось!

Старик ушёл, а мы остались в лодке, не приближаясь к берегу. Все напряженно молчали, я же стоял и ждал. Старик отсутствовал несколько минут, а потом вернулся и вид у него был уже не такой гордый, как в начале разговора.

— Мы не можем выдать наших воинов. Но готовы заплатить за них выкуп! Мы знаем, что вам надо. Банге предлагает тебе взять слоновую кость и рабов. Лодка бивней, или пленников, за каждого воина! Четыре руки лодок, это хорошая цена. Но вы должны пообещать, что не будете метать в нас гром и огонь!

Пока старик говорил, пространство вокруг него заполняли аборигены. Вооружённые молодые мужики всё выходили и выходили из-за хижин. Дайон испуганно вскрикнул. Тут было не менее сотни человек. Я скрипнул зубами. Кость так кость! Но это не значит, что я отказался от мести, я сюда ещё вернусь!

Глава 17

Я устал как собака, глаза закрываются на ходу. Две бессонные и очень трудные ночи позади и сейчас шлюп кинул свой самодельный якорь вдали от берега, где до нас на лодках будет трудно добраться. Мы наконец-то можем передохнуть. По грани мы прошли, по тоненькой ниточке, буквально проскочив у старухи Смерти под косой. Если бы только дикари знали, сколько нас всего и что мы практически не в состоянии оказать им сопротивление…

Лодки, гружённые слоновой костью, подходили к шлюпу по очереди, одна за другой. Погрузка выкупа заняла весь день и занимались ей бессменно только канониры. Восемнадцать лодок, в каждой из которых было не меньше двадцати бивней, больше у дикарей кости не было. В последнюю очередь грузили рабов. Я согласился взять только десять человек, хотя предлагали больше двадцати. Отобрав самых молодых юношей, возрастом от пятнадцати до восемнадцати лет, я предложил вождю обменять остальных пленников на старика переводчика и продовольствие, и он с радостью согласился. Плачущего и причитающего старика насильно погрузили в лодку, кинув на связки кокосовых орехов, кувшины с маслом и корзины с сушёным фиником. Хотя обмен и казался не равным, но старик мне был нужен. Он знал французский язык и мог многое мне рассказать о племени моих кровных врагов, он мог объяснится с нашими рабами, которых мы заперли в матросском кубрике. Весь этот день мы ходили на нервах, не выпуская из рук оружие и каждую минуту ожидая повторного нападения. Будь у нас настоящие пушки, я бы хоть в холостую палил, когда лодки на долго застывали на берегу, показывая что мы разочарованы задержками и готовы пустить их в ход, а так приходилось ждать и наедятся, что очередная лодка привезёт нам именно слоновую кость, а не абордажную команду.

А потом, в сопровождении десятков пирог с воинами, шлюп выбирался из лагуны и направился в открытое море. Мы шли пока берег не скрылся из виду, а потом повернули севернее, к побережью, что бы наблюдатели аборигенов не смогли отследить наш путь. На руле и парусах нашей крохотной команде пришлось провести всю ночь. И вот теперь мы снова добрались до берега и можно было расслабится, закончив неотложные дела.

— Прощай дружище Ив и прости, что не смогли тебя уберечь парень, ты был хорошим моряком — я стою перед закутанным в парусину маленьким телом, недалеко лежит и виновник его гибели по имени Франц, который не удостоился морского савана. К их ногам привязаны камни. Церемония морских похорон почти не изменилась до моего времени и мне привычна, будь она проклята!