Большое Сердце - Жан-Кристоф Руфен

Однако, по мере того как я принимал участие в заседаниях, я стал смотреть на Совет другими глазами. Истинное величие заключалось не в нас, а в наших решениях. Нечто таинственное, называемое властью, превращало наши эфемерные речи в конкретные действия, имевшие громадные последствия. За несколько месяцев мы приняли важнейшие постановления. Король намеревался воспользоваться своей свободой и полномочиями нового Совета, чтобы провести в королевстве серьезные реформы. Он следовал детально разработанному плану, направленному на окончательное уничтожение власти принцев крови и установление монархии.

Первое, что необходимо было сделать для воплощения наших решений в жизнь, – это выиграть войну. Поэтому нашей первостепенной задачей, поставленной королем, было создать постоянную армию. Дабы не зависеть больше от крупных феодалов и от взносов как натурой, так и деньгами, которые различные регионы соглашались – или не соглашались – уплачивать королю, когда тот вел войну, Карл должен был иметь собственную армию, подчинявшуюся только ему. Я прилагал усилия к тому, чтобы финансировать и снаряжать эти ордонансные роты. Преимущество этих войск, состоявших из вилланов[17], было в том, что они использовали оружие, которое рыцари считали недостойным. Англичане постоянно побеждали нас за счет своих лучников; мы пытались создать похожие отряды стрелков, хотя и с меньшим успехом. Но самое главное, Гаспар Бюро пропагандировал новое оружие, которое до сих пор не использовалось в полной мере и о мощи которого никто еще не подозревал: артиллерию. Дворянство относилось к этому военному средству с крайним неуважением. Поразить кого-то издалека, используя устройство, состоящее из металла и какой-то химии, – такое было совершенно недопустимо на поле брани. То, что бедняки силятся таскать за собой пушку или размахивать пищалью, – это еще куда ни шло. Для рыцарей эти виды орудий ничем не отличались от тех механизмов, которые издавна использовались при осаде крепостных стен. Но выиграть войну при помощи артиллерии показалось бы им вероломством и даже кощунством.

Мы не были столь щепетильны. Нам нужно было победить. Наша судьба была неразрывно связана с судьбой короля. Если бы он погиб, нас принесли бы в жертву вместе с ним. Поэтому мы столь решительно были настроены на победу.

Поначалу мы сильно волновались. Мы наблюдали за королем, и многие из нас сомневались в том, что он способен одержать победу даже с хорошей армией. Но время шло, и сомнение уступало место восхищению. Мое доверие росло по мере того, как я наблюдал на Совете за этим таинственным человеком, так умело скрывавшим свою игру. Меры, которые он принял для преобразования королевства, очевидно, были выработаны после долгих размышлений. Его умственные способности дополнялись большой решительностью в действиях. Восстание принцев крови получило название Прагерия – по событиям, обагрившим кровью Богемию. Чтобы покончить с Прагерией, на протяжении этих четырех лет король использовал такое средство, как переговоры; он умел и выносить безжалостный приговор, и даровать прощение, когда это было необходимо. Богатым сеньорам он противопоставлял народ и мелкопоместное дворянство. Все выглядело так, будто после долгой прелюдии, которой была война с англичанами, его правление наконец началось. Король-ребенок, которого едва спасли от ножа убийцы, бедный дофин, отвергнутый собственной матерью, король без королевства в первые годы правления неожиданно взял реванш, преодолев все невзгоды.

Карл, однако, скрывал и удовлетворение, и амбиции. За несколько лет он приобрел уверенность и власть, но все же неустанно поддерживал образ слабого и запуганного человека. Так что торжествовать победы и ликовать по поводу успехов оставалось нам.

Для меня эти четыре года были наполнены изнурительной работой, постоянными разъездами, ежеминутными заботами. Однако все это проходило безболезненно, принося мне бесконечную радость. В течение этих четырех лет все начинания были успешны, планы с легкостью воплощались в жизнь, результаты достигались быстро и соответствовали моим ожиданиям. Все шло волшебно и легко, как в мечтах.

В какой-то момент у меня возникла иллюзия, что эта гармония будет длиться вечно. Оглядываясь назад, я понимаю, что это совершенно невозможно, но я рад тому, что мне выпало – пусть ненадолго – познать такое счастье. Я наслаждался им тем более, что в ту пору вся моя жизнь заключалась в тяжелом труде. Я был один; Агнесса еще не появилась на моем горизонте, и в отсутствие этой абсолютной точки отсчета мое счастье могло казаться мне полным.

* * *

Казначейство было не просто одним из учреждений королевства. Король отводил ему совершенно определенную роль, которую я мало-помалу постигал. Поначалу эта служба при короле виделась мне лишь как ступень, которая гарантировала надежный рынок сбыта для всех наших товаров. Отныне мы могли пойти на серьезный риск и вкладывать крупные суммы, приобретая дорогостоящие предметы: мы были уверены, что получим немалую прибыль при условии, что наш выбор будет удачен. Наша торговая сеть продолжала носить мое имя. Но по мере ее развития потребность в известной и простой торговой марке назревала все больше. С ростом числа комиссионеров возникла необходимость объединить их под общим названием. Не посоветовавшись со мной, Жан и Гильом стали широко использовать название «Дом Кёра». Со времени моего назначения в Казначейство деятельность этого предприятия была неразрывно связана с королевским домом. Иными словами, мы сделались поставщиками двора. Однако было удобно и дальше разделять Казначейство и наш торговый дом. В конце концов, мы не были обязаны отказываться от других клиентов, ведь среди них были и другие монархи. Так началось параллельное развитие двух ведомств, единственным связующим звеном между которыми был я. С одной стороны – торговый дом, с другой – Казначейство.

Среди заказчиков последнего, разумеется, числились король и его приближенные. Как поставщику Карла, мне представилась возможность понять его отношение к материальным благам. У меня сложилось впечатление, что он не получал никакого удовольствия от выбора украшений или драгоценностей. Мне неоднократно случалось наблюдать его в непринужденной обстановке, например в путешествии, и я сделал вывод, что он довольствуется малым. Бедное детство и пережитые им длительные гонения приучили его к лишениям и, возможно, даже заставили полюбить их. Однако впоследствии, особенно после одержанных им побед, у него проявился огромный интерес к роскоши. Он стал носить дорогую одежду, велел затянуть свои апартаменты гобеленами и мехами и с легкостью делал ценные подарки. Я сразу же смекнул, что такое поведение продиктовано не чувствами, а политическими соображениями. Над этим вопросом, как и над другими, король размышлял в одиночку, не доверяясь никому. Выводы, к которым он пришел, не стали предметом каких-либо обсуждений или доверительных бесед. Они выражались в действиях, которые нам следовало разгадать. По сути, идея была проста и ясна: роскошь для него была олицетворением власти. Скромную внешность и незначительное превосходство над ближними, данное ему природой, он компенсировал великолепием одеяний и пышностью обстановки. Он никогда не испытывал к королеве Марии Анжуйской любви, зато осыпал ее щедрыми милостями. Что касается любовниц, сменявших друг друга в его постели, та малая толика тепла и внимания, которую он им дарил, с лихвой перекрывалась роскошными подарками. Так что, став частью его интимной жизни, они в тот момент, когда могли бы усомниться в его величии, были вынуждены признать крайнюю утонченность его знаков внимания, свидетельствовавшую о том, что все это время они старательно оказывали услуги именно королю. Я же подбрасывал в этот костер шелка, соболей, расшитые золотом ткани и мягкую кожу. Драгоценности, благородные металлы, гобелены, духи, пряности – все это поставлялось из разных уголков Европы усилиями моих комиссионеров и в конце концов сосредотачивалось в слабых руках короля, придававших этим вещам истинную ценность.