Отравление в шутку - Джон Диксон Карр

Наконец мне удалось ее успокоить. Было невозможно добыть какую-то информацию из ее вздорных речей. Впрочем, некоторые фразы могли оказаться любопытными!

— Более того! — крикнула она мне вслед, когда я было двинулся к двери. — Более того, я думала над этим с самого утра и, по-моему, поняла, кто все это мог сделать.

Я остановился у порога.

— Нет, не скажу, — отрезала Кларисса. — По крайней мере пока. Всему свое время. Но помнишь, я была в комнате рядом с ванной, где стояла бутылка с порошком брома. Это случилось днем, и я была у себя.

— Если тебе что-то известно, Кларисса…

Она выпятила нижнюю губу, и ее лицо сделалось некрасивым. Ни терпение, ни напор не помогли. Она решительно отказывалась говорить: упрямо смотрела на пустой стакан и бормотала какую-то чушь. Я ушел, а она свернулась в комочек на кресле у камина и сидела, тихо чему-то посмеиваясь.

Мери находилась в нетерпеливом ожидании в холле. В тусклом свете, пробивавшемся сквозь витражи, она казалась еще более растерянной, но она согласилась, что делать нечего и лучше оставить Клариссу в покое с ее пьяными мыслями.

Мери отправилась на кухню, а я спустился в библиотеку. В гостиной кто-то тихо наигрывал на пианино — возможно, Джинни, а может, и Росситер. Я молил Бога, чтобы Росситер не довел Рида и Сарджента до белого каления. Глупец он был или мудрец, в данном случае роли не играло, просто его контакты с подобными практическими людьми были потенциально взрывоопасны. Да и его привычка появляться в самых неожиданных местах и обрушивать на вас самые неожиданные вопросы сильно действовала на нервы. Он производил впечатление неуклюжего призрака, следующего за вами по пятам. Я вошел в библиотеку, где шел оживленный спор. Рид и Сарджент шумно препирались. Рид быстро расхаживал вокруг стола, Сарджент мрачно восседал в кресле.

— Закройте дверь, — скомандовал Рид, вытягивая шею. Возникла молчаливая пауза, во время которой он сверлил меня взглядом, поблескивая очками в золотой оправе. — Ну, где вы были?

— У миссис Твиллс.

— Так-так, — отозвался Рид, постучав костяшками пальцев по столу. — Какие новости?

— Она что-то знает, — сказал я. — Или просто вообразила это, сильно напившись. Тут есть варианты. Она где-то раздобыла полпинты виски. Я думал, это сделает ее разговорчивой. Но в какой-то момент она вдруг закрылась, как раковина моллюска.

На это Рид только хмыкнул, пожевал ус и сказал:

— А мы с Сарджентом тут поговорили. В общем, пока мы ничего не сделали. И даже не заявили. Но не пора ли уже выкладывать карты на стол? Нас тут не могут подслушать?

— Думаю, что нет.

Склонив голову набок, Рид заговорил с жаром:

— Ладно, вы говорили с Клариссой. Готовы ли вы побиться об заклад, что не она отравительница?

— Так дело не пойдет, — подал голос Сарджент. — Имейте в виду, док, это не метод. Что у вас есть против нее?

— Вы просто не представляете, кто она такая, — рявкнул Рид. — А я представляю. Я знаю ее с пеленок. Вам стоит увидеть хорошенькое личико и услышать в свой адрес слова о том, какой вы замечательный, и пошло-поехало… Тьфу!

Не успел Сарджент что-то возразить, как я поспешил осведомиться:

— Если оставить в стороне предрассудки, док, то что вы имеете против нее?

— Хм… Это хороший вопрос. А вы, Джо, выкиньте из головы эти романтические бредни. Лучше послушайте меня. Эта женщина — тяжелый случай. У нее комплекс королевы Елизаветы. Она насмотрелась фильмов про Ривьеру, про аристократов и поклонников во фраках, которые говорят сквозь зубы, и ей кажется, она ими всеми может повелевать. А у нее был муж, вовсе не похожий на киногероя, да и родители не видели в ней героиню, и ей это обрыдло… Погодите, — нетерпеливо махнул он рукой, когда Сарджент попытался что-то возразить. — Вы хотите спросить, почему она не уехала? А вот это хороший вопрос. Я таких, как она, видел немало. Пятнадцатилетние девчонки, которые мечтают уехать в большой город. Пока их родители живы, они ненавидят всей душой эту жизнь, но остаются в отчем доме. Они чувствуют себя обязанными помогать семье — работают в магазинах за пять долларов в неделю. Но самое забавное в том, что они скорее поубивают своих родителей, чем откажутся их поддержать. Если их не станет, вот тогда совесть у этих девчонок становится чистой. Они скажут себе: такова, стало быть, воля Господа! Теперь они вольны поступать, как им хочется. Семейные узы — великое дело. Они не могут взять и уехать просто так, самовольно. Эти узы их тогда будут страшно тяготить. Но если родители отправятся на тот свет, они делаются вольными как ветер и совесть уже их не тревожит. Хм, я не умею все как следует растолковать, я не адвокат, но все равно это ясно как божий день.

— Значит, вы искренне убеждены, что миссис Твиллс могла решиться на такой пустяк, любя мужа и родителей, — подытожил Сарджент.

— Чушь! Она никого не любит. Это самая продвинутая стадия заболевания, о котором я говорил. Я мог бы даже объяснить это с точки зрения физиологии, если вы, конечно, поймете, что к чему. Но повторяю: все обстоит именно так. Идея семейных уз впитана ими с молоком матери. В отличие от более сложно устроенных личностей они не будут ставить под сомнение необходимость оставаться верными семейным обстоятельствам, но в один прекрасный день они вдруг теряют рассудок и отправляют своих близких к праотцам. А эта женщина наследует хорошие деньги. Что вы на это скажете, мистер Марл?

Я колебался. Это так странно совпадало с тем, что я услышал от Клариссы с ее пьяными речами, в которых проскользнуло ее тайное желание видеть родителей в могиле, что мне стало не по себе. Как ни удивительно, Клариссе и в голову не приходило поставить под сомнение старинный принцип: семья — это святыня. Совершить такое преступление, как убийство, для нее куда проще, чем бросить вызов вековым представлениям. Покойники тревожили ее куда меньше, чем живые родители, познавшие, что такое бедность и лишения. В вихре бурных развлечений на Ривьере ей может явиться видение богадельни и разрушить навсегда ее душевный покой, в то время как могила есть нечто конечное, безвозвратное, приносящее забвение.

Я взглянул на коронера, который, вытянув шею, смотрел на меня через полуопущенные веки.

— Это не исключено, — сказал я. — Но это всего-навсего гипотеза. Ее надо доказать.

— Верно, но позвольте спросить, — упрямо продолжал он, — у кого лучшие возможности совершить преступление, как не у нее? Ее комната сообщается с комнатой Твиллса через ванную. Она могла бы подсыпать яд в бром так, что этого никто бы не заметил. Никто не видел ее с половины шестого до шести. Она якобы была у себя в комнате, отдыхала, но кто это может подтвердить? Она вполне могла подсыпать мышьяк матери, прежде чем спуститься вниз к обеду. Не случайно мать слышала, как в ее комнату заходил «кто-то из девочек». Кто был ближе всех к Твиллсу и мог преспокойно расспрашивать его о ядах? Кларисса. Кто знал, что у Твиллса была привычка на ночь принимать бром? Кларисса. Кто знал, что в библиотеке появился новый сифон с содовой? Опять же Кларисса. Она лично привезла его домой.