Моя карма - Валерий Георгиевич Анишкин

в жизни. Это я говорю уже с целью аутогенной тренировки, чтобы ты не чувствовал какую-то свою ущербность.

— Что я должен делать? — спросил Леонид, и в голосе его чувствовалось нетерпение от вдруг свалившейся на него надежды на то, что он может избавиться от заикания, стоящего преградой к его мечте.

— Лёнь, ничего не надо делать. Сегодня мы выпили, расслабились. Поэтому давай так. Я освобождаюсь после школы во второй половине дня. В театре я на неполном рабочем дне и прихожу только в пять, к вечернему спектаклю. А у тебя время занято утром и вечером, а днём до пяти Давыдович вас отпускает. Так?

Леонид кивнул головой.

— Давай в среду часика в три я буду у тебя. Это не займёт много времени. Я с тобой поработаю и вместе пойдём в театр.

— А я целый день в цехе и уйти не могу, — огорчилась Эля.

— Эль, мы как-нибудь сами справимся, — успокоил я Элю.

— А сколько времени на это всё потребуется? — спросила Эля о том, что для неё, наверно, было главным.

— Думаю, пары сеансов хватит, — сказал я.

Я видел, что мой ответ озадачил её, и она вряд ли поверила, что всё так просто. Недоверие читалось и в глазах Леонида…

Глава 18

Подготовка к сеансу лечения. Безрадостное детство Леонарда. Неизвестные народные восстания. Русское имя Эля казашки Эльвиры. Сеанс гипноза. Закрепление результатов лечения. Положительный результат. Энергия, которая требует восстановления. Перспектива Леонарда стать актёром.

Леонид с нетерпением ждал меня и, по всему видно, волновался, потому что сверх меры суетился, и не знал, куда деть руки, то они лежали у него на столе, что говорило не только о застенчивости, но и готовности принять помощь, то он прятал их в коленях, что выдавало в нём человека неуверенного в себе.

Для начала мне нужно было успокоить парня, чтобы он расслабился, и я заговорил о том, что меня интересовало и, может быть, я, поддаваясь любопытству, затронул то личное, на что не имел права, но мне хотелось узнать что-то даже не о нём и его жизни, а о том, что связало их с Элей — мне казалось, они как-то не подходили друг к другу. Она виделась мне натурой цельной, определившейся и стоящей на ногах более-менее крепко, а Леонид, который придумал себе выспренное имя Леонард, человек, может быть, и способный, но слабый, с шаткой, неустойчивой жизненной позицией, ранимый и зависимый, хотя души доброй. К тому же у него не было никакого образования, дающего возможность надёжно устроить свою личную, а тем более семейную жизнь. Мне казалось, что союз этих людей состоял из обстоятельств вынужденных, к которым примешивалась жалость и потребность опекать, с одной стороны, и одиночества, необходимости соучастия и неосознаваемой тоски от родительской недолюбленности, с другой.

Я сидел напротив Леонида в небольшой однокомнатной квартирке, которая состоит из кухоньки не больше пяти метров и совмещенной с туалетом ванной с маленьким окошком под потолком.

— Леонид, — спросил я. — А чья это квартира? Твоя?

— Моя… Когда отец ушел, мать долго не горевала. У неё всегда были мужчины. А года два назад вышла замуж и уехала к нему под Краснодар… Иногда пишет. Даже пару раз посылки с фруктами присылала. Да Бог с ней! Беспутная была. Она и сюда мужиков водила.

— В одну комнату? — удивился я.

— А я спал на кухне…

— А с Элей, как познакомился?

— Она в нашем доме квартиру снимала, на четвёртом этаже, как раз надо мной. Сама она из Муромцева. Это небольшой райцентр на реке Тара, что в двухстах километрах от нас. Там у неё мать и младший брат… А познакомились как обычно, сначала здоровались, потом останавливались поболтать, потом пригласил в кино. Ну, гуляли. Да у неё здесь и подруг-то не было. В общем, она мне нравилась, и я хотел, чтобы мы расписались. Только я боялся ей об этом сказать, но как-то так получилось, что я понял, что она не против… Ну вот, она перешла жить ко мне, и мы расписались.

— Лень, она у тебя татарка?

— Она по отцу казашка, а по матери украинка. Вообще-то, она Эльмира.

— Тогда понятно, откуда у неё чуть заметный монгольский разрез глаз. Красивая у тебя жена.

Леонид самодовольно усмехнулся.

— Только странно, Эльмира вроде как тюрское или арабское имя.

— Не знаю, спроси у Эльки… Между прочим, у них в Муромцеве в 30-м году произошло восстание.

— Какое может быть восстание в тридцатом году? Советская власть вроде полностью подавила все бунты ещё в двадцатых годах. Но те бунты были понятны, потому что в период продразвёрстки вместе с излишками стали изымать последнее.

— Не знаю, а только в Муромцеве было настоящее восстание, — сказал Леонид.

Я пожал плечами. Всё может быть. В тридцатые годы тоже многие страдали от насильственной коллективизации. В печати о подобных волнениях не сообщают. Было же восстание совсем недавно в Новочеркасске, а большинство об этом ни сном, ни духом.

— Не знаю, как там в двадцатых — это само собой: перегибы и прочее. А вот хахаль, с которым уехала мать, когда был здесь, рассказывал, что у них в Краснодаре несколько лет назад тоже было восстание, — стал рассказывать Леонид. — Началось с того, что мильтоны забрали солдата, продававшего сапоги и шапку. За него вступились люди, пошли выручать, мильтоны начали стрелять и нечаянно убили школьника. Тут народ и восстал. А потом появились листовки, — Леонид перешёл на шёпот. — Против Хрущёва и против, как там говорилось, «советского капитализма». Восстание, конечно. подавили, зачинщиков расстреляли, а других посадили.

Меня рассказ Леонида удивил. И я подумал, что, действительно, мы многого не знаем, но вслух сказал:

— Лёнь, ты об этом лучше никому больше не говори. Люди есть всякие: один промолчит, а другой побежит доносить, а потом тебя органы затаскают за распространения слухов.

— Да я что, я ничего. Просто слышал и всё. Я ж только тебе.

— Ну, и забудь…

Только я собрался начать сеанс гипноза с Леонидом, как прибежала запыхавшаяся Эля.

— Ой, а я вырвалась на часок. Думаю, как вы здесь одни? Может быть помочь что надо, — проговорила Эля, переводя дух.

— Эля, помогать не надо. Зря ты беспокоилась. Но раз пришла, давай договоримся: сиди так, чтобы ни звука не было слышно.

Эля понимающе кивнула, взяла стул и села подальше от нас, к окну, изобразив полную покорность.

— Эль, — спросил я, стараясь разрядить некоторое напряжение, которое она невольно привнесла. — Ведь твоё полное имя Эльмира? Что оно