Шуточки жизни - Ирина Быстрова

Она узнала о нашей кампании по поиску мне достойного спутника жизни, когда количество опробованных кандидатов перевалило уже за двадцать.

– Ужас! – воскликнула она тогда. – Никогда бы не подумала, что ты способна на такое!

– На какое «такое»? – ощетинилась я. – Ты так говоришь, как будто я сплю с ними со всеми подряд.

– А что, – осторожно поинтересовалась мама, – разве нет?

– Разумеется, нет, – рявкнула я. – Что я, с ума сошла?

Это «признание» несколько примирило ее с моим экстравагантным образом жизни. А так как желание соответствовать шагающей в будущее быстрыми шагами современности маме не давало спокойно спать по ночам, то она – к удивлению моему и девчонок – активно включилась в наши игрища. Кандидаты за номерами двадцать шесть и тридцать четыре были маминых рук делом. Очень неудачные, скажу я вам. Замшелые нудные типы.

– Где ты их берешь? – спрашивала я.

– Ты ничего не понимаешь! – кипятилась мама. – Это отличная партия для девушки. Не то что… – Она замирала на мгновение, чтобы поточнее сформулировать свои мысли, и выдавала всегда одно и то же: – не то что твой отец!

А с кем ей еще было сравнивать? Мой отец стал ее первым мужчиной и, насколько я понимаю, последним. Главным злом в ее глазах была супружеская неверность. Может, она права? Какой смысл нестись на всех парусах в брак, отказывая себе во многом, для того, чтобы сразу же начать изменять? Я лично логики не вижу. А вы?

– Я хочу спросить, – совершенно уже очухавшись, сообщает мне мама, – долго ты собираешься продолжать в том же духе?

– В каком именно? – Я утомленно ковыряюсь в десерте.

– Тащиться по жизни одной. – Мама, как никто другой, умеет испортить мне настроение.

– Пока не встречу подходящего мужчину, – обреченно бормочу я, повторяя слово в слово то, что я отвечала на подобный вопрос при прошлой нашей встрече.

– Ясно. – Мама с хрустом разрывает пакетик с сахаром. – Ты в прошлый раз говорила то же самое.

Я с изумлением взглядываю на нее. Невероятно! Почему-то я всегда считала, что мама заводит эти беседы исключительно ради того, чтобы высказаться самой. Оказывается, она еще и слушала то, что говорила я.

– Есть вариант. – Мама напускает на себя заговорщицкий вид и наклоняется над столиком.

Понятно. Еще один замшелый и занудный. Я вздыхаю:

– Мама, извини, но твои варианты…

– Этот, – мама продолжает говорить почти шепотом, как будто боится за сохранность некоей стратегической информации, – другой.

– Кто он? – из вежливости спрашиваю я.

– Племянник моей знакомой. Года на три тебя старше. Симпатичный.

– Ты откуда знаешь?

– Она показывала мне его фотографию. Правда, десятилетней давности, – с сожалением говорит мама, – но не думаю, что он сильно изменился. – Она вопросительно смотрит на меня.

Я понимаю, что надо как-то реагировать.

– Мама, – вяло начинаю я, – знаешь, я решила эту лавочку прикрыть.

– Какую еще лавочку? – изумляется мама.

– Ну, эту… Поиски и все такое. Ты же видишь, столько усилий, и никаких результатов.

– Чепуха! – вскидывается мама. – Полная чепуха!

– То есть? – растерянно смотрю на нее я.

– Нельзя так падать духом…

А кто тут падает? Я просто не хочу гоняться за мужиками. Да и вообще, может, мне и не нужны прочные семейные отношения. Кто об этом знает? Это ведь все на небесах решается.

– …Ты такая умница…

Я широко распахиваю глаза от удивления.

– …Красавица…

Добавляю к ним рот.

– …Тебе все карты в руки. – Мама ласково смотрит на меня. – Ну, давай еще разочек. Чем черт не шутит.

Я киваю, соглашаясь, не в силах вымолвить ни слова. Все дети воюют с родителями. Во всяком случае, все, кого я знаю. Сначала война идет за право смотреть телевизор после десяти, потом – за право торчать на дискотеке до шести утра, потом – за право закрыть дверь своего дома и никого туда не впускать. Законы этой войны у каждого свои. Кто-то дерется не на жизнь, а на смерть, а кто-то отстреливается в вяло текущем режиме. Как я, например. Тихонечко лежу себе в окопах и постреливаю по мере необходимости. Но только сегодня я задумываюсь над тем, не зря ли я расходую драгоценные боеприпасы, «постреливая» в человека, который меня любит? Не пора ли заключить перемирие?

– Иначе, – врывается в мои размышления мамин голос, – быть тебе старой девой. Я имею в виду не физиологию, а все остальное. Смешной, неуклюжей старой девой.

Нет, с перемирием, пожалуй, я подожду. Противник к нему еще не готов. Ой, как не готов.

Среда. Хороший день. К среде организм уже окончательно забывает о разрушающем воздействии понедельника, и настроение начинает потихонечку подниматься. Своего апогея оно достигает к вечеру пятницы. Обожаю вечер пятницы! Если бы кто-нибудь меня спросил, какой мой любимый день недели, я бы не колеблясь ответила: «Вечер пятницы». Вечер длиной в сутки. Ты знаешь, что впереди еще целых два дня, которые можно употребить как угодно, и жизнь как будто замирает, время тащится медленно-медленно, растягиваясь до своего предельно длинного состояния… Не в пример, кстати, второй половине воскресенья, отравленной мыслями о том, что завтра опять все начнется сначала.

Не поймите меня неправильно – я люблю свою работу, но «синдром понедельника» – мой постоянный спутник. Отчего бы это?

Итак, среда. Завтра должна вернуться из Москвы Жаннета. С решением или без. Галка очень удивилась, услышав о неожиданном Жаннетином отъезде:

– Зачем это она?

– Понятия не имею, – пожала плечами я и туманно добавила: – Какие-то семейные проблемы…

В общем-то и против истины не погрешила. Жаннетины проблемы иначе как семейными не назовешь.

– Любопытно, – протянула Галка, однако в глазах ее я особого любопытства не заметила.

К слову сказать, в последние дни она ведет себя весьма странно. Я задумываюсь на секунду и отрываю взгляд от экрана компьютера. Да, пожалуй, это так. Можно даже сказать, что Галка сама на себя не похожа. Молчалива и незаметна. Как будто вынашивает какую-то мысль. Не о том, как создать вокруг меня ажиотаж, – это точно. В этом случае она как раз трепалась бы вовсю и ее стало бы безумно много. А тут наоборот, вчера, например, я видела ее ровно два раза за весь день. Да, конечно, я была страшно занята с бюджетом для филиалов, но такое – для Галки не причина. Нет, она сама не появлялась на горизонте. Очень интересно.

Я опять щурюсь на экран. Бюджет продвигается. Черепашьим шагом, но все же. Филиалов у нас, кстати, намечается целых три, кроме московского. Новосибирск, Ростов-на-Дону и Екатеринбург. Большие и малые города нашей необъятной родины… Черт! Я выпрямляюсь в своем кресле. Так вот о чем болтал тогда М.А. Ну, разумеется, филиалы! Их надо будет обучать, контролировать – словом, воспитывать. Вот тебе и пустой разговор за чашкой утреннего кофе. Хотя я тоже не лыком шита: уловила тогда, что беседа свернула куда-то в сторону. Да, хитер, но не слишком. А вообще, меня уже третий день мучит вопрос: собственно, он-то тут при чем? Директор по производству. В филиалах пока организовываются только отделы продаж и маркетинга. Вот бы и занимался этим Витя. Витя – директор по продажам. Я, честно сказать, его недолюбливаю за излишнюю хамоватость. Хамоватость, знаете ли, бывает в меру, а бывает чересчур. Вот у Вити – второй случай. «Ольга, – любит орать (именно орать – по-другому Витя просто не умеет) он на весь офис, – забыла, о чем я тебя просил?! Принеси-ка мне…» – и дальше следует перечисление того, что я должна ему принести. На меня никогда, никогда не орали, и я вечно нервно вздрагиваю, когда слышу Витины вопли. «Что ты трепыхаешься? – удивляется Галка. – С ним нужно точно так же, как он с тобой». То есть орать. Что-то вроде: «Витя, уймись, а!» Я себя лично в таком качестве не представляю. «Лелька, – говорит мне на это Галка, – пора перевоспитываться. А то доживешь до старости, а ума не наберешься». Может быть, но мне что-то не хочется.