Крушение пирса - Марк Хэддон

Они обсудили судьбу речных раков, которых поймал Терри и собирался готовить на ужин. Потом переключились на Корнелиуса Дреббеля, который на глазах у Якова I в 1621 году проплыл на подводной лодке десять миль от Вестминстера до Гринвича. Гевин спросил у Терри, почему тот ведет полную лишений жизнь, ночуя в палатке, и Терри признался, что за ним охотятся секретные службы, поскольку он знает, кто является настоящим отцом принца Гарри. Он даже слезу пустил, а потом долго за это извинялся. «Я давно в бегах, – сообщил он, – и мне все трудней сохранять бодрость духа и хорошее настроение». Гевин пожелал ему удачи, а сам предпочел продолжить путь и устроиться на ночлег в другом месте.

Вскоре он заметил, что в волосах у него завелись какие-то маленькие насекомые, а правое плечо и вся верхняя часть руки покрыты сыпью. Он предположил, что это, возможно, чесотка. Кроме того, он постоянно страдал от какой-то не слишком сильной простуды.

В Пангборне он обнаружил, что сотрудники кооперативного магазина под конец рабочего дня выбрасывают продукты с просроченной датой в большой бак на задах магазина.

А однажды утром Гевин увидел, как по мосту идет какой-то мальчик, и ему показалось, что это Том. Да нет, он был уверен, что это Том! Торопясь изо всех сил, он стал подниматься по крутому обрывистому берегу, с огромным трудом продрался сквозь зеленую изгородь, выбрался на дорогу, но… никого там не обнаружил. Он и потом несколько раз видел этого мальчика, но всегда только со спины; лица его он никогда толком разглядеть не мог. Мальчик сразу же исчезал, стоило Гевину начать на него охоту.

На смену сентябрю пришел октябрь. Позади остались Горинг, Маулсфорд, Норт-Сток. Как-то раз Гевин заметил, как по реке мимо проплывает дохлая собака и лапы ее торчат вверх, точно все происходит не на самом деле, а в мультфильме. Еду покупать он совсем перестал, приберегая последние деньги на паракодол. Ему все-таки пришлось сначала удвоить первоначальную дозу, а затем и утроить. Однажды, когда Гевин рылся в мусорных баках на задах магазина «Теско» в Уоллингфорде, его засек охранник и набросился на него с невероятной злобой, толкнул на землю и несколько раз пнул ногой, приговаривая: «Ах ты, ворюга, гниль гребаная!»

Теперь Гевин понимал, что самому лишить себя жизни – это, скорее всего, отнюдь не слабость. Он уже преодолел очень долгий путь. И вокруг была совсем иная страна, и все здесь выглядело по-другому. Так что это лишь вопрос выбора – продолжать жить или прямо здесь и завершить свое существование. Ответ пока был для него не очевиден. Набить камнями карманы и броситься в реку – что ж, возможно, это вполне достойный выход из столь жалкой ситуации.

Наступил ноябрь. Если светило солнце, то Гевин мог часами лежать на спине и смотреть в небо, на облака, непрерывно движущиеся и меняющие форму, но солнце на небе бывало редко. Гораздо чаще небо скрывали низкие серые тучи. Потом начались дожди и две недели шли почти каждый день, причем довольно сильные. Гевин несколько раз оказывался застигнут врасплох, не сумев вовремя найти убежище, так что его одежда теперь почти постоянно была влажная.

Оксфорд, Эйншем, Баблок-Хайт, Ньюбридж… Теперь люди встречались ему совсем редко. И порой он мечтал превратиться в зверя, чтобы можно было просто охотиться, поедать добычу, спать в норе и не предаваться раздумьям о прошлом и тревогам о будущем.

Денег у него не осталось. И запасы паракодола подошли к концу. Он постоянно испытывал страх, хотя и не смог бы сказать, связано это с прекращением приема препарата с кодеином или с неуклонным ухудшением его физического состояния. Спать по ночам стало слишком холодно, и Гевин старался ненадолго прикорнуть где-нибудь в течение дня. А с наступлением ночи пытался подыскать какую-нибудь стену, привалившись к которой мог некоторое время посидеть, не слишком опасаясь, что на него нападут сзади.

Его постоянно лихорадило – видимо, держалась небольшая температура. Болели суставы, а в голове противно тикало. У него не осталось ни сил, ни смекалки, чтобы отыскивать чистую воду для питья, и он пил прямо из реки. В итоге у него как-то ночью начались сильные боли в животе, а за ними последовал длительный понос.

Палатки он лишился. И даже вспомнить не мог, как это произошло. Возможно, ее украли. Но он понятия не имел, кто это сделал. И левый глаз у него теперь совсем ничего не видел.

Утопиться Гевин не мог. Он понимал, что как живое существо, имеющее душу, он до последнего будет бороться со смертью, стараясь не погибнуть, и выберется из воды через сотню метров ниже по течению, после чего будет чувствовать себя совсем больным и насквозь продрогшим. В конце концов Гевин развернулся и снова взял курс на Оксфорд. Вскоре он вышел на затопленный водой луг, на противоположном краю которого всего несколько дней назад видел поезд, шедший на север.

Дойдя до женского монастыря в Годстоу, Гевин повернул в сторону от реки, прошел через деревню и лишь после этого вернулся на тот луг. Там мирно паслись коровы и косматые лошади. Оказалось, что железнодорожные пути отгорожены от пастбища высокой металлической оградой, но перебраться через нее у него уже не было сил, и он просто пошел вдоль ограды на юг, пока она не кончилась, сменившись густыми кустами. Продравшись сквозь довольно-таки колючие заросли и высоченную траву, он наткнулся на старый деревянный забор, через который с легкостью перелез.

Выбравшись на железнодорожную насыпь, Гевин уселся, скрытый небольшими деревцами, выросшими рядом с путями. Мимо прошел поезд, а через десять минут второй, в противоположном направлении. Гевин сидел и думал об отце. И о Томе. Оба казались ему очень далекими. Потом прошел третий поезд.

Еще когда он шел к железной дороге через луг, ему пришло в голову, что у него, к сожалению, нет ни глотка алкоголя, ни пары таблеток паракодола, чтобы он придал себе храбрости. Впрочем, теперь Гевин не ощущал в этом особой потребности. С каждым проходящим мимо поездом он словно все больше лишался покоя, ему все сильнее хотелось встать и приблизиться к той невидимой двери, находившейся от него всего в каких-то десяти метрах, пройдя через которую он наконец окажется там, где нет ни боли, ни проблем, где ни о чем не нужно будет задумываться и ничего не нужно будет решать.

Гевин подождал, пока мимо пройдут еще три поезда. И вот, когда седьмой по счету поезд оказался примерно в двухстах метрах от него, он быстро встал на ноги и спустился по невысокой насыпи на рельсы, уложенные поверх гравиевой подушки. Перешагнув через рельс, он уселся посредине пути, крепко упершись ногами в толстую черную шпалу, и немного наклонился вперед, упершись руками в колени, чтобы поезд сразу вдребезги разнес ему голову и уж точно не осталось ни малейшего шанса на то, что его отбросит в сторону и он все-таки останется жив, хотя и будет сильно покалечен.

Оставалось метров сто пятьдесят. Машинист отчаянно сигналил, послышался скрежет металла о металл. Еще сто метров, и через несколько секунд все будет кончено…

Краем глаза Гевин успел заметить среди крошечных деревьев, где до этого сидел, какое-то движение. Неужели это снова Том? Нет, ни смотреть туда, ни оборачиваться нельзя! И Гевин заставил себя упереться взглядом в грязный щебень между пальцами ног. Поезд уже не просто гудел, он визжал. Двадцать метров… Десять…