В тени Обсидиана - Татьяна Лакизюк

Прошло много времени. Заметно стемнело. Гелиодор корил себя за то, что не позвал с собой кого-нибудь из правителей поменьше ростом. Подойдя к входу, он еще раз прислушался. Внутри по-прежнему стояла мертвая тишина. Поняв, что не сможет больше ни секунды сидеть, ничего не предпринимая, Гелиодор решил идти в лес, чтобы поискать тот участок лабиринта, где Луна провалилась под землю. Оставив основной отряд охранять вход, он взял с собой двоих воинов с факелами и отправился на поиски.

Буквально минут через десять их усилия увенчались успехом. Они нашли участок, где слой дерна сильно отличался от основного. Цвет травы и мха был ярче и свежее. Видимо, именно здесь Эгирин сначала отремонтировал, а потом замаскировал свежим слоем травы разрушенный потолок лабиринта.

Радостный Гелиодор небольшой лопатой, прихваченной с собой, начал слой за слоем снимать почву. И вскоре удовлетворенно вздохнул. Да, они не ошиблись, внизу располагался лабиринт, в который упала девочка. Вероятно, тут находился не коридор, а комната, где жил Эгирин, так как она была значительно больше и шире, чем узкие тоннели, служащие для передвижения. Поэтому потолок и не выдержал. Гелиодор, знавший толк в строительстве, тут же прикинул, что Эгирину надо было поставить тут балку, а на нее положить поперечину, тогда бы крыша устояла. Несмотря на этот просчет, правитель с восхищением смотрел на работу юноши. Сколько же времени он потратил, чтобы выстроить такое сооружение… От комнаты в четыре стороны шли узкие круглые лазы, которые позволяли проходить под землей большие расстояния в разных направлениях. Правитель даже боялся представить, сколько земли и камней Эгирин вынес на своих плечах во время строительства.

Спрыгнув вниз, огненный правитель подошел сначала к первому лазу и прислушался. Привычная тишина. То же самое и в остальных трех тоннелях. Не на шутку встревожившись, он набрал побольше воздуха, сложил ладони рупором и крикнул:

– Морио-о-он!

Стены тоннеля слегка задрожали. С деревьев, возмущенно перекликаясь, взлетели стаи птиц. А на ближайших кустах с тихим шелестом осыпалась листва. Казалось, этот крик проник во все уголки Драгомира, но не достиг того, кому предназначался. Ответа не последовало.

– Морио-о-он! Эгири-и-ин! – надрывался он.

Ни звука. Гелиодор уже собирался отправить гонца за подмогой, чтобы приехали те, кто сможет пролезть в этот чертов лабиринт, как в одном из выходов показалась взлохмаченная голова Мориона. Гелиодор вздохнул так, что с кустов осыпались остатки листьев, и кинулся к нему.

– Где тебя носило? Почему ты не отзывался? Где Эгирин?

Морион поднял глаза, под которыми залегли черные тени.

– Я его не нашел, – с трудом проговорил он. – Я обыскал весь лабиринт, от начала до конца, его нигде нет.

Не в силах больше стоять, он опустился на землю и, закрыв лицо руками, глухо застонал.

– Как же так? – засуетился Гелиодор. – Не переживай, мы сейчас пришлем сюда много воинов. Они разберут весь лабиринт, до последнего камня, и мы обязательно найдем твоего сына.

– Бесполезно, – Морион начал раскачиваться из стороны в сторону. – Его там нет. И ушел он уже давно. Я нашел очаг с золой в южном крыле тоннеля, где, видимо, была кухня. Этот очаг уже давно никто не разжигал. Так что моего сына здесь нет. Не тратьте время на поиски и не ломайте лабиринт. Пусть он останется. Я буду сюда приходить в надежде, что сын когда-нибудь вернется.

Морион умоляюще посмотрел на Гелиодора. Лицо его было мертвенно-серым, глаза лихорадочно блестели.

– Хорошо, как скажешь, – согласился правитель. – Надо послать гонца, Сардер ждет.

– Бедный отец, – тяжело вздохнул Морион.

Когда гонец достиг дворца, уже наступила ночь, но Сардер и другие правители никуда не расходились. Вместе со старейшинами они, несмотря на сильную усталость, ждали известий. Услышав неутешительные новости, земной правитель побледнел. На него было больно смотреть.

Все разъезжались с тяжелым сердцем. Анита отправилась в Смарагдиус вместе с Сардером, чтобы поддержать вернувшегося ни с чем Мориона. Отряд Гелиодора всю ночь с факелами прочесывал окрестности, пытаясь найти хоть какие-то следы юноши. Но, к сожалению, и эти поиски закончились ничем.

Половину ночи Луна не спала, как, наверное, и все остальные свидетели сегодняшних событий. Она стояла, уткнувшись невидящим взглядом в окно, и думала об Эгирине. Только теперь, зная, кто он, девочка смогла до конца оценить его благородный поступок. Она без конца вспоминала свою первую реакцию в зале советов и краснела от стыда. Что за привычка – сначала говорить, а уже потом думать! Родители называли это прямодушием, Луна – просто дуростью.

Перед глазами девочки вставало тревожное лицо Эгирина, когда он торопливо вел ее к выходу из лабиринта. Естественно, он боялся быть найденным. Видя, какую ненависть испытывают драгомирцы к его матери, юноша мог подумать, что и его они будут ненавидеть так же…

Луна не могла не сочувствовать ему. Как же страшно жить со злодейкой-матерью и любить ее, несмотря на ее поступки. Девочка даже боялась себе представить, как он страдал. А сражение? Ведь оно развернулось у него на глазах. Теперь Луна как никогда надеялась, что Эгирин успел уйти в глубину лабиринта и не видел, чьей рукой был брошен в ведьму роковой магический шар, обративший ее в статую. Меньше всего на свете Луна хотела, чтобы Эгирин возненавидел ее.

«Интересно, какие у него земные таланты?» – задумалась она, вспоминая его внешность.

Жители Смарагдиуса, как и жители Гарнетуса, немного отличались между собой. Все они были зеленоволосые, но между ними существовали незаметные на первый взгляд различия.

Среди них резко выделялись ученые, большую часть времени работающие в лаборатории. Они были невысокого роста, некоторые чуть горбились из-за привычки долго смотреть в микроскоп. За последние четырнадцать лет без помощи целителей у ученых сильно упало зрение, и все они подслеповато щурились и носили очки. Ученые обладали талантом практически безошибочно определять составы химических растворов и смесей. Могли подробно рассказать, где может применяться вещество, полученное из какого-нибудь растения.

Отдельную группу составляли селекционеры, или плантеумы[18]. Высокие, стройные, с разноцветными узорами на лицах. Причем, когда ребенок с таким талантом рождался, никто не знал, что за растение изображено у него на символе. В течение жизни он потом искал способ вырастить именно этот цветок.

К селекционерам относилась и Сентария с чудесными лиловыми бутонами, украшавшими ее щеку. Уже несколько лет девочка пыталась добиться такого цвета, но пока у нее не получалось. В мечтах она назвала свой цветок сентариум прекраснейший и твердо верила, что рано или поздно вырастит его.

К плантеумам относились и травницы, которые собирают различные растения и изучают их лекарственные свойства, оказывая неоценимую помощь целителям. Ученые пользуются знаниями травниц для приготовления лекарств.