Речной король - Элис Хоффман

«Он ужасно на тебя рассердится, — сказал Эйбу Фрэнк. Фрэнк был такой хороший мальчик, ему никогда не приходилось дважды повторять приказание. — Тебе нельзя было двигаться».

Но с переднего сиденья Эйбу было гораздо лучше видно все происходящее. Он видел, что дед схватил моток веревки, который держал в кузове вместе с удочками, и бежит вниз к обледенелому берегу, крича тонущим мальчишкам, чтобы они держались. Двое учеников Хаддан-скул сумели доползти до берега по веревке, но третий был слишком испуган или слишком сильно замерз, чтобы двигаться, и Райту пришлось лезть за ним в воду. Дед Эйба снял шерстяное пальто и бросил на землю пистолет, оглянулся, прежде чем нырять, думая, возможно, что видит этот прекрасный мир в последний раз. Он заметил, что Эйб наблюдает, и кивнул; несмотря на предостережение Фрэнка, он совсем не казался рассерженным. Он казался абсолютно спокойным, как будто собирался поплавать в летний денек и все, что его ждало, — пикник на траве.

Как только Райт нырнул в воду, все, кажется, замерло, хотя лед под ним сломался, разлетевшись на тысячу осколков, хотя приятели тонущего мальчика кричали что-то с берега. Эйбу казалось, будто он сам оказался под водой, все, что он слышал, — звук трескающегося льда и молчание черной недвижной воды. А затем, с громким плеском, дед вынырнул обратно, показался в полынье, держа мальчика на руках. После этого все вокруг зашумело, у Эйба зазвенело в ушах, когда дед крикнул, чтобы ему помогли.

Вытащенные на берег ученики Хаддан-скул были совершенно бесполезны, слишком испуганные, слишком замерзшие, чтобы соображать, но, к счастью, Эйб был смышленый ребенок, во всяком случае так всегда утверждал его дед. Он достаточно часто играл в «крузере», так что знал, как связаться с участком, чтобы попросить скорую помощь и подкрепление. Позже Райт утверждал, что замерз бы насмерть на берегу реки с этим глупым мальчишкой из Хаддан-скул на руках, если бы его младший внук не оказался достаточно сообразительным и не вызвал бы «скорую».

«Ты не сделал ничего такого великого», — шепнул позже Фрэнк брату, и Эйб вынужден был согласиться с ним. Героем в тот день был их дед, наконец-то те, кто принадлежал к школе, и обитатели городка оказались единодушны во мнении. В ратуше устроили торжественную церемонию, на которой Райту вручили награду от попечителей Хаддан-скул. Сам старый доктор Хоув, заслуженный директор в отставке, которому тогда было под восемьдесят, сидел на помосте. Семья мальчика, который провалился под лед, оплатила городу издержки; фонд, учрежденный для постройки нового полицейского участка на семнадцатом шоссе, позже был назван именем Райта. Стоя в толпе, Эйб аплодировал вместе с остальным городом, но еще много месяцев спустя никак не мог отделаться от образа деда, поднимающегося из воды со льдом в волосах. «На мне это нисколько не отразилось», — постоянно заверял Эйба дед, но с тех пор пальцы у него на ногах так и остались синеватыми, как будто холодная вода струилась по его венам, может быть, поэтому он и был лучшим рыбаком в городе и еще, по мнению Эйба, лучшим человеком. До сих пор, если кто-то хотел сделать Эйбу комплимент, ему было достаточно просто сказать, что он весь в деда, хотя Эйб никогда не принимал это утверждение за чистую монету. У него были те же голубые глаза, это верно, тот же рост, и он точно так же закусывал губу, как и Райт, когда внимательно слушал, но никакие силы в мире не убедили бы Эйба, что он такой же хороший человек, как его дед. Так, может быть, ему наконец выпала возможность проявить себя в деле найденного мальчика, его собственного утопленника?

В этот редкостный прекрасный день, когда мужчины пораньше ускользали с работы, чтобы заняться с женами любовью, когда собаки убегали далеко в поля, гоняясь за куропатками и гавкая от радости, Эйб шел вдоль реки. Как бы он хотел, чтобы дед до сих пор жил на семнадцатом шоссе, чтобы старик был рядом и мог дать ему совет. Он подумал о сне, который видел, о серебряной реке из стекла. Он перебрал уже все, что способно разбиться: замок, окно, сердце. И догадался, только приехав домой, к концу дня, когда небо начало темнеть, несмотря на теплую погоду. Он оставил машину на подъездной дорожке, слишком усталый, голодный и раздраженный, чтобы размышлять над загадками, и тут вдруг понял, о чем был его сон. Это была истина, которая всегда прозрачна, как вода, пока ее не разрушат. Разбей истину, и все, что останется, — ложь.

У людей в Хаддане долгая память, но обычно они прощают проступки. Кто же из них сам не совершал ошибок? Кто ни разу не выходил за рамки здравого смысла? Рита Имон, которая держала балетную школу и была благонравной прихожанкой церкви Святой Агаты, так напилась в «Жернове» на прошлый Новый год, что танцевала на стойке бара, сорвав с себя блузку, но никто после этого не смотрел на нее косо. Список правонарушений Тедди Хамфри занимал собой целый лист, начиная с несчастного случая, когда он на тренировке по стрельбе из лука, еще в средней школе, угодил в учителя, и заканчивая тем, что нарочно въехал на своем джипе в «хонду-аккорд» соседа Расселла Картера, узнав, что тот встречается с его бывшей женой.

Те, кто называл юных Джоуи с Эйбом головорезами, с удовольствием отмечали, какими достойными гражданами они сделались. Почти все помнили те времена, когда мальчишки заказали в аптеке лимонад с жареной картошкой, не имея ни гроша в кармане, а потом выскочили за дверь, почти уверенные, что Пит Байерс погонится за ними с топором, который, по слухам, он держал рядом с кассой на случай пожара. Вместо того Пит просто дождался, пока они сами осознают свою ошибку. Как-то утром Эйб зашел к нему по дороге в школу и уплатил их долг. Спустя несколько лет Джоуи сознался, что сделал то же самое, и они шутили между собой, что теперь Пит Байерс должен им денег, включая накопившиеся за двадцать с лишним лет проценты.

Во второй день жары Эйб размышлял над тем, с каким изяществом Пит разрешил сложную ситуацию; он как раз подъезжал к аптеке, куда частенько заходил в память о старых временах и просто, чтобы пообедать. В аптеке сидели за столиком над чаем и ячменными лепешками Луиза Джереми и Шарлотта Эванс из клуба садоводов. Женщины помахали Эйбу, когда увидели его. Они обе обычно добивались то одного, то другого для своего обожаемого клуба, который собирался каждую пятницу в городской ратуше, и Эйб помогал им, чем мог. Совесть особенно мучила его всякий раз, когда он встречал миссис Эванс, из дома которой они с Джоуи однажды украли триста долларов, обнаруженные под кухонной раковиной в жестяной коробке. Об этом ограблении так и не узнала полиция, о нем ни разу не написала «Трибьюн», и позже до Эйба дошло, что эти деньги были тайной заначкой миссис Эванс от мужа, известного дебошира и зануды. Эйб теперь никогда не выписывал Шарлотте Эванс штрафные квитанции, даже в тех случаях, когда ее машина блокировала подступы к пожарному гидранту или была припаркована на перекрестке. Он всегда ограничивался одним лишь предупреждением, говорил миссис Эванс, чтобы пристегнула ремень, и желал ей счастливого пути.

— В нашем городе что-то странное творится с мерами безопасности, — сообщила Луиза Джереми из-за своего столика. — Не вижу ни малейшей причины, по которой мы не могли бы ставить перед ратушей полицейского на время собрания нашего клуба. — Она относилась к Эйбу и ко всем прочим городским служащим так, будто они были ее личной прислугой. — На Мейн-стрит разразится настоящая катастрофа, если никто не будет регулировать движение.