Речной король - Элис Хоффман

— И за кого вы меня приняли? За чудовище из «ужастика»? — Карлин высвободилась из его хватки. — Вот я вас! — закричала она.

— Я серьезно. Двое парней решили, что это медведь. Хорошо, что у них не было ружья.

Карлин захохотала:

— Какие бравые охотники!

— Не смейся. В Хаддане встречаются медведи. Когда мой дедушка учился в Хаддан-скул, один медведь даже ворвался в столовую. Дед божится, что он сожрал пятьдесят два яблочных пирога и шесть галлонов ванильного мороженого, прежде чем его пристрелили. На полу, где теперь салатный бар, до сих пор видно кровавое пятно.

— Все это ерунда.

Карлин невольно улыбнулась, сбрасывая с себя ощущение жути, навеянное этим сборищем в лесу.

— Ну ладно. Может, и не там, где салатный бар, — согласился Гарри. Он заключил ее в объятия и притянул к себе. — А теперь ты скажи правду. О чем ты вообще думаешь, болтаясь по лесу в темноте?

— Ты со своими парнями тоже здесь.

— У нас собрание дома.

— Понятно, все вы пришли сюда, чтобы резать хвосты щенкам и есть улиток, или что у вас там принято.

— На самом деле мы собрались распить упаковку пива, которую раздобыл Робби. Как ты понимаешь, рассказывать об этом никому не надо.

Карлин приложила палец к губам, заверяя, что никому не скажет. Потом они посмеялись над тем, сколько правил нарушили и сколько раз их должны были бы за это отстранить от занятий. Они провели несколько ночей в лодочном сарае, и подобное романтическое времяпрепровождение, хотя и совершенно обычное среди учащихся, могло бы навлечь на них серьезные неприятности, если бы об этом узнали воспитатели.

Гарри настоял на том, чтобы проводить Карлин до школы. Хотя к тому времени, когда они добрались до Хаддан-скул, было уже за полночь, они все равно остановились поцеловаться в тени статуи директора, небольшое хулиганство, какое эта парочка любила позволять себе, проходя мимо.

— Доктор Хоув был бы потрясен, если бы увидел нас.

Карлин протянула руку, чтобы похлопать статую по ноге; некоторые утверждали, что это приносит удачу в любовных делах.

— Это доктор Хоув-то? Должно быть, ты никогда не слышала, что рассказывают об этом парне. Он никогда ни в чем себе не отказывал, а я должен обставить его. — Гарри поцеловал Карлин еще крепче. — Я просто обязан сломать ему хребет.

Листья буков шелестели, как бумага, сильно пахло рекой, пряной смесью дикого сельдерея и ряски. Когда Гарри поцеловал ее, Карлин показалось, как будто бы она сама тонет, а когда он оторвался от нее, она поняла, что думает о Гасе на дне реки; она представляла, как должно быть холодно лежать в тростнике, как, наверное, колышется вода от движения форелей, спешащих мимо в глубокую воду.

Лицо Гарри помрачнело, словно он догадался. Он провел рукой по волосам, как делал всегда, когда был чем-то раздражен и изо всех сил старался держать эмоции в узде.

— Это на тебе пальто Гаса?

Они стояли на дорожке, образующей контур песочных часов, какие придумала для влюбленных Анни, но больше уже не обнимались. На щеках Карлин рдели алые пятна. Она ощущала в груди что-то холодное, образовавшееся тогда, когда погиб Гас, это холодное грохотало и сотрясалось, чтобы напомнить ей о том, какую роль она сыграла в его гибели.

— А в чем проблема? — поинтересовалась Карлин.

Она отошла на шаг, и холод, который она ощущала, проявился и в ее тоне. Обычно девушки, с которыми гулял Гарри, были настолько ему благодарны, что никогда не перечили, так что реакция Карлин была для него неожиданностью.

— Слушай, ты же не можешь вот так разгуливать в пальто Гаса.

Он говорил с ней как будто с ребенком, мягко, но уверенный в собственной правоте.

— Ты будешь указывать мне, что я могу делать, а чего не могу?

Она была особенно красива сейчас, бледная и холодная, как эта ночь. Гарри тянуло к ней еще сильнее, именно потому, что она ему не поддавалась.

— Ну, во-первых, это чертово пальто мокрое, — сказал он. — Посмотри на себя.

Бусинки воды выступали из тяжелой черной ткани, и куртка Гарри промокла только оттого, что он обнимал Карлин. Но все равно Карлин уже неистово привязалась к этому пальто, и Гарри понимал, что она ни за что не откажется от него. Еще он знал, что чем искреннее звучат извинения, тем больше будет награда.

— Послушай, прости меня. У меня нет никакого права указывать тебе, как поступать.

Зеленые глаза Карлин были все еще затуманены, ее мысли было невозможно угадать.

— Я серьезно, — продолжал Гарри. — Я идиот, и я прекрасно понимаю, почему ты разозлилась. Ты имеешь полное право наказать меня за глупость.

Карлин ощутила, что лед внутри нее начинает таять. Они снова обнялись и целовались, пока губы не посинели и не сделались восхитительно горячими. Карлин подумала, что, может быть, они снова отправятся в лодочный ангар, но Гарри перестал ее обнимать.

— Мне бы надо пойти посмотреть, как там мои парни. Не хочу, чтобы кто-нибудь попался этой ночью. Они, знаешь ли, без меня заблудятся.

Карлин смотрела, как Гарри возвращается той же дорогой, которой они пришли, он обернулся и улыбнулся ей, прежде чем уйти обратно в лес. В одном Гарри точно был прав: с пальто текло. Под ногами Карлин на бетонной дорожке образовалась лужа. Стекающая вода была серебристой, словно ртуть или слезы. Что-то шевелилось в луже, и, наклонившись, Карлин с ужасом разглядела маленькую серебристую рыбку, такие рыбки часто встречались у берегов реки Хаддан. Когда девочка взяла ее в руки, рыбка прыгала у нее по ладони, холодная, как дождь, голубая, как небо, и надеялась, что ее спасут. У Карлин не было иного выбора как только бежать без остановки до самой реки, но все равно ее не покидало ощущение, что она, скорее всего, опоздает. Хотя она забежала в прибрежные камыши прямо в своих лучших туфлях, не обращая внимания на грязь и водяные лютики, прилипшие к платью, рыбку все равно было уже не спасти. Карлин стояла в бывшей лучшей, а теперь испорченной одежде и плакала из-за какой-то одинокой серебряной рыбки, а вокруг нее плескалась вода. Как бы она ни старалась, всегда будут те, кого еще возможно спасти, и те, кому назначено судьбой камнем пойти ко дну.

Бабье лето пришло в Хаддан посреди ночи, когда никто ничего не видел, когда люди благополучно спали в своих постелях. Перед восходом над лугами поднялся туман, теплый сонный воздух поплыл над полями и берегами реки. Внезапная жара, такая неожиданная и такая желанная в это время года, заставляла людей подниматься с постелей и распахивать окна и двери. Некоторые горожане вскоре после полуночи даже отправились досыпать на улицу, они захватывали подушки и одеяла и устраивались у себя во дворах под звездами, сбитые с толку и в то же время обрадованные внезапной переменой погоды. К утру температура поднялась выше двадцати пяти градусов, и немногие сверчки, еще оставшиеся в полях, с надеждой запели, хотя трава была коричневая и жесткая, а на деревьях больше не было листьев.