Утраченное кафе «У Шиндлеров». История Холокоста и судьба одной австро-венгерской семьи - Мериел Шиндлер

Присяжные заседали два часа и вынесли два отдельных приговора. Семью голосами против пяти они признали Филиппа виновным в убийстве. Непредумышленным его признали восемью голосами против четырех.

Зал суда взорвался от эмоций. Филипп был сокрушен. Он во весь голос кричал, что невиновен и австрийское правосудие к нему несправедливо, но получил приговор: четыре года заключения за непредумышленное убийство, а не десять за убийство, как в первый раз. Юристы в ответ на неудовлетворенную апелляцию обратились в Верховный суд Вены и начали готовить обращение о помиловании на имя президента Австрии Вильгельма Миклаша.

Очередную судебную апелляцию отклонили, и приговор Филиппа был утвержден, но страсти вокруг дела не утихали. Мать и сестра Филиппа неустанно боролись за его освобождение и закидали президента Миклаша письмами протеста. Филиппа стали называть «австрийским Дрейфусом», по аналогии с известным делом по обвинению еврея в государственной измене, которое потрясло Францию в начале века. Всемирно известные люди – и среди них Альберт Эйнштейн, Зигмунд Фрейд, Томас Манн – высказывались за пересмотр дела.

В конце концов Филипп Гальсман 30 сентября 1930 года был помилован президентом, но получил предписание покинуть страну в течение двадцати четырех часов. Помилование, однако, было не равносильно признанию невиновности.

Дело Гальсмана раскололо инсбрукцев и высветило кое-какие неприятные стороны жизни региона. Оно сильно повредило нарождавшейся туристической индустрии Тироля, в особенности потому, что Макс был не единственным туристом, погибшим в Альпах. Я прочла отличную статью историка Нико Гофингера («Нам не нравится говорить об этом деле, здесь все еще слишком много иностранцев»), который отметил, что большинство местных политиков старались быть к нему непричастными; но эта политика невмешательства создала эффект вакуума, который не замедлили заполнить национал-социалисты.

В 1929 году австрийская НСДАП была все еще микроскопической, что подтвердили местные выборы: она получила всего 202 голоса (0,4 % всех голосовавших). Впрочем, шума она производила немало и о деле Филиппа говорила, извлекая выгоду для себя. Гуго конечно же видел крикливые, расклеенные по всему Инсбруку плакаты НСДАП с призывом посетить «лекцию» Эрнста Гримма, обращенную к антисемитам.

Лекцию запрещали дважды, но она все-таки состоялась, хотя и под слегка измененным названием. Гофингер указывает, что потом национал-социалисты гордились, как ловко им удалось поляризовать общественное мнение, хотя это и не улучшило их показателей на выборах. В 1931 году они набрали только 1196 голосов; правда, это было уже 4 % всего электората.

Играя на деле Гальсмана, нацисты нагнетали страх и нетерпимость в Тироле, и без того страдавшего от глубокого экономического кризиса, в котором находилась тогда вся Австрия. Партия приобретала все больше сторонников. А по ту сторону границы в 1932 году случилась большая неожиданность. На волне депрессии немецкие нацисты уверенно выиграли выборы и стали крупнейшей партией в рейхстаге.

Циллерталь, Тироль, лето 2019 года

Я хочу проделать часть пути Филиппа и Макса Гальсманов и вместе с мужем отправляюсь в Циллерталь. По современным скоростным трассам от Инсбрука туда два часа езды. Хорошие друзья, Клаудиа и Йозеф, согласились пойти с нами. В своем начале долина широкая, плодородная и довольно плоская, с очень крутыми горными склонами. Мы движемся на юг, к леднику, и местность вокруг становится все более тесной и дикой. Сам ледник похож на обветренное лицо старого крестьянина; его гранитные стены кое-где покрыты снегом и вертикальными белыми струйками «молока» – так австрийцы называют пенящиеся, похожие на взбитые сливки ручьи, стекающие с него.

Мы обнаруживаем, что точно следовать по маршруту Филиппа и Макса сейчас уже невозможно. На месте гибели Макса сейчас раскинулось водохранилище, бирюзовые воды которого, собранные из окрестных долин, сдерживает красиво изогнутая двойная дуга дамбы Шлегейс. В летний день трудно найти место, более подходящее для выхода на природу.

По тропе мы поднимаемся к одному из многочисленных горных приютов. День выдался одним из самых жарких в 2019 году, но погода обманывает нас. На спуске из приюта начинают падать тяжелые капли дождя, через несколько минут его сменяет град, а потом на нас обрушиваются потоки ледяной воды. Прямо на глазах крошечные ручейки, стекающие в водохранилище, превращаются в грязные потоки, которые норовят унести с собой наши ботинки, а мы то и дело соскальзываем в воду. Острые валуны падают с обочины и перегораживают нашу тропу.

Мы, промокнув насквозь, добираемся-таки до машины и радуемся, что не остались под завалами. Я на деле убеждаюсь, как непредсказуема погода в долине. И вдруг я отчетливо понимаю, что даже в сухую погоду Макс Гальсман вполне мог упасть в один из быстрых ручьев, которые текут по долине. Также легко представить себе, что плеск воды мог заглушить звуки нападения на Макса как на тропе, так и у реки.

Изучение дела Гальсмана оставило во мне неприятный осадок и опасение, что правосудие не совершилось; более того, возникло чувство, что в тогдашнем Инсбруке не могло идти и речи о правосудии в отношении Филиппа, иностранца и к тому же еврея. Я прихожу к выводу, что Филипп вряд ли мог убить Макса. Да, наверное, Филипп был резким, не слишком послушным сыном, и, наверное, его раздражал и смущал отец, соривший деньгами в скоромном горном приюте; Макс, может быть, и позволял себе неловко шутить с незнакомыми ему людьми, но все это вовсе не тянет на мотив для убийства.

Я почти обрадовалась, когда узнала неожиданное продолжение истории Филиппа Гальсмана. Покинув Австрию, он с матерью и сестрой обосновался в Париже и выучился на фотографа. Свое имя он переделал на французский манер и стал Филиппом Альсманом. Уже там он попробовал добиться пересмотра дела, но ничего не получилось. В 1940 году Францию охватила война, и он перевез семью в Нью-Йорк. Через два года он снял первую фотографию для обложки известного своими фотомастерами журнала Life и со временем стал одним из известнейших и любимейших фотографов этого издания.

Он создал немало удивительных портретов знаменитостей и аристократов: Эдуарда VIII и Уоллис Симпсон, Мерилин Монро, Грейс Келли и Сальвадора Дали; пара фотографий Филиппа даже появилась на американских почтовых марках. Наверное, никто, кроме него, не заставлял своих героев высоко прыгать: он считал, что в те доли секунды, что человек находится в воздухе, лучше всего проявляется его суть. Полагаю, что в это самое время он снова переживал тот момент, когда его отец летел со скалы.

Филипп Гальсман скончался в 1979 году и почти никогда не вспоминал о своей драматической поездке в Тироль сорок лет назад.

Но история Макса не закончилась в 1928 году. В 1991 году, через шестьдесят три года после его смерти, один любопытный журналист выведал то, что так и осталось неизвестным, – что же сталось с отделенной от тела головой Макса. Он сделал необходимые розыски и установил, что она так и хранится в горшке с формальдегидом, в инсбрукском Институте судебной медицины.

Меня это заинтриговало, и я иду в отделение еврейской общины в Инсбруке, где читаю небольшую переписку о ходе деликатных переговоров насчет выдачи головы дантиста для захоронения в августе 1991 года. Оказывается, даже на этом последнем этапе не все шло гладко.