Туннель из костей - Виктория Шваб

Я, вся в пыли, бросаюсь к ним, сжимая в руке зеркало на цепочке, а со всех сторон, грозя обрушиться, шатаются костяные стены. Но у Тома по-прежнему красные глаза. Фотографии разлетелись по полу.

У меня обрывается сердце – я все перепробовала, а Тома так и не нашел дорогу к себе. Так и не вспомнил.

Я не знаю, что делать.

В результате выход из положения нахожу не я, а Джейкоб.

Он крепче обнимает «брата» и произносит:

– C’est fini.

И я вспоминаю, как мы сидели на полу в гостиничном номере, и будто снова слышу, как Адель рассказывает, что случилось с братьями той далекой ночью.

Ришар стал кричать: Thomas, c’est fini! – «все кончилось!» – но услышал только эхо своего голоса.

Красный свет в глазах Тома начинает мигать.

Туннель содрогается, я с трудом удерживаюсь на ногах. Кости вокруг крошатся.

– Non, – шепчет Тома, но голос у него уже не сердитый, а печальный и растерянный.

– C’est fini, Тома, – повторяет Джейкоб, и, хотите верьте, хотите нет, я вижу, как по его покрытым пылью щекам катятся слезы.

– C’est fini, – шепчет Тома в ответ, и красный свет, мигнув несколько раз, гаснет.

Наконец-то он перестает вырываться.

И туннель перестает дрожать.

Царство мертвых затихает и успокаивается.

Тома замечает меня, смотрит круглыми от испуга карими глазами. Джейкоб опускает голову мальчику на плечо и зажмуривается. Я достаю зеркало.

– Смотри и слушай, – ласково говорю я.

Его тело в руках у Джейкоба начинает расплываться.

– Узри и узнай.

Тома смотрит в зеркало, на его грязные щеки скатываются слезинки.

– Вот что ты такое.

Тома становится полупрозрачным – больше не плоть и кровь, а туман и паутина. Я протягиваю руку, нащупываю в его груди нить. Я сжимаю ее, тоненькую и такую короткую… Жизнь не должна обрываться так рано… Нить легко вынимается и растворяется у меня в пальцах, исчезает, как и сам Тома Ален Лоран.

Только что был, и вот его уже нет.

Полтергейст, потом призрак, а потом пустота.

Джейкоб роняет руки, в которых ничего больше нет. Обессиленно прислоняется к стене, не обращая внимания на то, что она сложена из черепов.

– Джейкоб! – окликаю я, встревоженная его молчанием.

Он трет глаза, потом срывает с головы шапку и отшвыривает в сторону.

– Тьфу! – говорит он с отвращением, стягивая куртку. – Вот гадость!

Я прислоняюсь к стене рядом с ним, и некоторое время мы просто сидим рядом – на корточках, среди костей, в темноте. У меня кружится голова, в горле першит от пыли. Мы оба знаем, что пора уходить, но что-то удерживает нас здесь.

– У нас получилось, – говорит Джейкоб.

– У нас получилось, – повторяю я и кладу голову ему на плечо.

И тут катакомбы начинают шептать.

Мы обмениваемся взглядами.

Тома больше нет, но в этом месте еще много кто остался.

– Давай-ка выбираться отсюда, – и я нащупываю Вуаль.

Поначалу она сопротивляется, но Джейкоб берет меня за руку, и вместе мы прорываемся. Ледяной холод в легких, и мир возвращается, неожиданно ослепительно яркий. Спустя секунду рядом появляется Джейкоб, в привычном полупрозрачном виде. Я пытаюсь сориентироваться и понять, далеко ли мы забрели. К счастью, я почти сразу слышу голоса родителей – громкие и совсем рядом. Ура! Свернув за угол, едва не сталкиваюсь с ними.

– Вот ты где, – сердито говорит папа. – Кажется, мы предупреждали, чтобы ты от нас не отходила.

– Извини, – я прибавляю шаг, чтобы не отставать. – Я просто старалась не попасть в кадр.

Мама обнимает меня за плечи, оглядывается и окидывает катакомбы прощальным взглядом.

– Надеюсь, на этом можно поставить точку, – говорит она.

И я с ней полностью согласна.

Мы поднимаемся молча. Оказавшись на улице, мама вдруг оглядывает мою одежду.

– Кэссиди Блейк, – строго спрашивает она. – Где, скажи на милость, ты ухитрилась так испачкаться?

Вернувшись в отель, я принимаю очень, очень горячий душ, пытаясь смыть с себя катакомбы. Потом надеваю красно-желтую пижаму. Думаю, сегодня я заслужила цвета Гриффиндора.

Мама с папой сидят на диване с бутылкой красного вина и просматривают новую запись. Аннет доверила им только электронную карту памяти и сказала, что пленку будут хранить они с Антоном.

На экране мои родители стоят у костяной стены. На ярко освещенных черепах густые тени, и выложенный из них узор кажется еще выразительнее.

– Красиво, – замечаю я.

– М-да, – вздыхает папа, – не так мы хотели провести последний вечер в Париже…

– Но в этом есть и плюс, – добавляет мама. – Этот вариант даже удачнее.

– Я очень рада, что все получилось, – с искренним облегчением подхватываю я.

– Хочешь посмотреть? – Мама похлопывает по дивану, где, подергивая ухом, устроился Мрак.

Я мотаю головой.

– Нет, спасибо.

Хватит с меня этого Царства мертвых.

У меня в комнате, на подоконнике открытого окна сидит Джейкоб.

Он оглядывается на меня.

– Хотел бы я тоже принять душ, – говорит он, оттирая грязь с руки. – От меня воняет могильной пылью и старыми костями.

Я подхожу к окну и энергично принюхиваюсь.

– Ничем таким от тебя не пахнет.

– Просто у меня нюх на все призрачное лучше, чем у тебя. – Он проводит рукой по волосам. – Кстати о запахах. Теперь, когда Тома ушел, не могла бы ты избавиться наконец от шалфея и соли? У меня от них голова трещит.

– Не вопрос, – я обхожу номер и собираю пакетики, которые рассовала по сумкам, спрятала под подоконники, под диван и у порога.

– Что ты ищешь, Кэсс? – спрашивает мама, когда я возвращаюсь, выставив за дверь коробку с шалфеем.

– Ничего, просто вещи собираю, – и возвращаюсь к себе в комнату.

– Так лучше?

– Намного, – с облегчением вздыхает Джейкоб. Но не спешит слезать с подоконника. Его явно что-то тяготит. Мне очень хочется спросить в чем дело, но я молчу. Я должна ему доверять и верить, что он сам все расскажет, когда будет готов.

Так что я падаю на кровать и морщусь, когда что-то впивается мне в бок.

Мобильник.

Я оставила его выключенным, а когда включаю, экран наполняется сообщениями – все от Лары Чаудхари.