Кубик 6 - Михаил Петрович Гаёхо

на улицах города, сразу узнает в нем себе подобного члена. Но в тайном обществе могут быть приняты и другие знаки вроде длинного ногтя на мизинце, зачерненного зуба, кольца в мочке уха. По этим знакам встретившиеся члены определяют, кто может отдавать распоряжения, кто должен их исполнять, кто по цепочке собирает членов на тайное собрание и так далее.

Может случиться, что какой-нибудь простой человек сам изобразит на своем лице секретный знак общества — случайно или же в подражание тому тайному члену, которого случайно встретил и был впечатлен исходящей от него таинственной силой.

С этого момента течение его жизни поворачивает в другую сторону. Раньше тайные члены, встречая его на улице, проходили мимо, теперь они останавливаются, заводят разговор, знакомятся. В процессе общения человек, может быть, начинает проникаться духом тайного общества, замечает в себе не свойственные ранее мысли и поступки. Кто-то из новых знакомых советует ему отрастить длинный ноготь на мизинце руки или вычернить зуб. Он подчиняется.

И вот, наконец, наступает момент и происходит раскрытие карт. Человеку объясняют, кто он, собственно, теперь, — кем стал, кем сделался, сам об этом не подозревая (впрочем, означенный момент может так и не наступить, и человек всю жизнь будет косвенным образом служить тайному обществу, оставаясь в неведении относительно своей роли). Ему объясняют значение знаков, которые он на себе носит. Значения других знаков, доселе ему неизвестных.

После этого он либо в полной мере становится членом тайного общества — его ухом или глазом, длинной рукой или холодным сердцем, — либо тихо исчезает, так же как исчезли до него многие другие.

Конечно, какой-нибудь проницательный человек, способный последовательно мыслить, может и сам, наблюдая у разных людей повторяющиеся детали внешности, сделать вывод о том, что есть некий организующий центр над этим. Проницательный человек может сам присоединиться к обществу, изобразив на своем лице обнаруженный им тайный знак. Но для деятельности тайного общества это не составит угрозы. От проницательных людей могут зарождаться слухи и распространяться вокруг, но они, в основе своей, только создадут ореол значительности вокруг общества, в определенном смысле подготовят почву для всходов. Может показаться опасной ситуация, когда проницательный человек окажется в окружении Верховного Правителя — который, если б знал правду, должен был бы уничтожить или изолировать ложного носителя тайных знаков, но в этом окружении могут находиться — и находятся уже — скрытые члены общества, которые в состоянии нейтрализовать проницательного. Кроме того, общество организует распространение в народе мнимых тайных знаков, не несу их смысла, но сбивающих непосвященных с толку.

— А ты сам, случайно, не тайный член? — поинтересовался третий. — А то так рассказываешь, что вполне можно подумать.

— Нет, это только мои предположения, — сказал пятый.

— Чтобы не было ненужных предположений, могу открыть секрет, — сказал второй. — Свою бровь я однажды проиграл в карты. Но она, я думаю, скоро отрастет, и тогда вопросов не будет.

— А черные зубы я, кстати, здесь видел у нескольких синих мундиров, — сказал третий.

97

Мир построен из кубиков — мельчайших частиц, не видимых глазу. Из них первые существуют вечно, вторые гибнут сами по себе через короткое время. Третьи и четвертые гибнут, сближаясь друг с другом. Шестые, сближаясь с пятыми, начинают вращаться вокруг них. Эти кубики номер пять и шесть будет уместнее поставить на первое место, назвав первыми и вторыми, потому что из них, грубо говоря, состоим мы сами и весь окружающий нас мир, в мелочах не видимый глазу.

Оказывается, впрочем, что слово «вращаться» здесь почти неуместно. Потому что в кругу этих мельчайших частиц начинают терять смысл такие слова как «здесь», «там», «сейчас», а все предстает в виде размытого облака, внутри которого то, что там есть, как бы одновременно находится во всех местах, где оно могло бы случайно находиться.

То есть случай, о котором мы так долго говорили, вместе со всеми его вариантами, представлен на этой картине в чистом и полном виде.

Теперь обратим внимание на нестойкие частицы — те, которые были вторыми в нашем первом перечислении, но, вытесненные более важными, стали третьими.

Такая третья частица гибнет через короткое, в среднем, время, но в облаке ее возможностей всегда есть место для того варианта, в котором она остается целой и невредимой. Поэтому гибель частицы происходит только с точки зрения того, кто смотрит на нее со стороны.

С точки зрения самой частицы она бессмертна.

98

Со дна ямы Эф третий смотрел на босые ноги человека Ю, его узкие ступни и круглые пятки. Человек приходил, садился на край, снимал обувь — иногда это были сапоги, иногда туфли, и сидел, свесив ноги и время от времени шевеля пальцами.

Там, наверху, всегда была хорошая погода, было тепло, а на дне могло быть и холодно и сыро, словно яма реально была много глубже, чем в действительности. Третий поднимал лицо вверх и смотрел на босые ноги человека Ю, делая вид, что смотрит на небо, или не делая вид.

Ему казалось, что между ним и человеком Ю таким образом устанавливаются какие-то доверительные отношения, которым даже то и дело возникавший рядом Фа четвертый не был помехой.

Пока третий смотрел, Бе пятый изучал рисунки на стенах, чтобы определить место, где нужно копать. В рисунках так ли, иначе изображался человек, или два человека, может быть три — но не в полном виде, а приблизительным собраньем частей: губ, глаз, локтей, ладоней… Простая указующая рука, какая была на стенах первой ямы, среди них уже не встречалась. Направление могло быть указано большим пальцем ноги, или взглядом, или угадываемым движением локтя. Изображенное в виде условной фигуры сердце или пупок тоже могли оказаться полезны.

Ломая голову, пятый задумывался — «зачем эти сложности, какой смысл за ними?»

Пятый находил место, третий копал, Му второй наблюдал за процессом.

Если место было выбрано правильно, камень оказывался на глубине примерно локтя. И начиналось. Зеркальные грани множились, крутились, уносились вверх. Все радовались — те, которые были на дне ямы, и те, которые были наверху. Даже невозмутимый второй приплясывал, поднимая вверх руки, и смеялся.

Когда последний блик и последний отблеск исчезали высоко в небе, радость проходила как хмель после веселого дыма. А на дне ямы оставался подарок — что-нибудь на тему ручного огнестрельного. Мог быть длинней