Всё зелёное - Ида Мартин

— Если честно, у меня вообще не получается обижаться на тебя.

— Получается. Ты просто сама не понимаешь. Ты падаешь в обморок, у тебя температура, ты заболеваешь.

— Ну ты чего? Это же не обида, а от волнения.

— Всё равно из-за меня. Очень страшно, Вита, понимать, что чья-то жизнь так сильно зависит от тебя. Для такого безответственного раздолбая как я, очень страшно. Я не приспособлен к такому. Обо мне никто никогда не волновался. Родители всегда переживали только за свою репутацию. Они были бы даже рады, если бы я сдох где-нибудь, главное, чтобы не очень позорно. Господи. А теперь за меня кто-то волнуется и болеет от этого. В голове не укладывается. Когда Макс позвал залезть в этот колодец… Я же подумал не о том, что боюсь умереть, а о тебе подумал. Каково тебе будет, пока мы туда спускаемся, и что случится с тобой, если вдруг что. А если бы это был не я, а кто-то другой, ты бы тоже падала в обмороки и болела?

Я погладила его по плечу.

— Нет, конечно.

— Видишь, — сказал он без самодовольства. — Я же предупреждал, что не нужно связываться со мной. Я делаю тебе плохо. Не хочу, но делаю.

Он крепко обнял и вместе со мной откинулся назад.

— Я больше не буду, — пообещала я. — Не буду падать в обморок. Честно. И температуры больше не будет. Поверь. Я могу справиться с собой. Я хотела разлюбить тебя и у меня почти получилось. Нет. Не получилось. Но с температурой я точно справлюсь. Если хочешь, можешь завтра слазить в этот колодец. Я ни слова не скажу. Даже не посмотрю и не подумаю ничего плохого.

— Вообще-то, я не об этом говорил. Я просил, чтобы ты простила меня за то, что я такой… Злой и эгоистичный, и что постоянно мучаю тебя.

— Какой же ты эгоистичный, если не полез в колодец из-за меня? А в том, что злой ты не виноват. Я же понимаю это.

— Всё-то ты понимаешь… — он улыбнулся. — Жизнь очень несправедливая штука. Ты должна была достаться какому-нибудь очень хорошему человеку. Доброму, правильному и ответственному, а не мне.

— Я смотрела один фильм, там одна женщина говорила своей подруге, что слова «ты заслуживаешь кого-то получше» — это дежурная фраза для расставания.

— Да? — Артём озадаченно замер. — Я такое впервые сказал. И то не совсем по-честному. Как думаешь, тебя уже можно целовать?

Никита

Я не спал почти всю ночь. Кажущееся облегчение сменилось новым приступом, меня бесконечно рвало, и я уже начал желать себе скорейшей смерти. Рядом с матрасом поставили пластиковый тазик. Это было удобно и отвратительно одновременно. Дятел перетащил свой матрас в бабушкину комнату и остался там на ночь.

Невыносимо воняло клеем, новыми обоями и газетами. Жара стояла адская. Окно не откроешь.

В два часа ночи я принял ледяной душ, и когда проморозился до костей стало чуть-чуть легче. Но всё равно заснул только около шести, измученный, обессиленный, с чувством детского беспомощного одиночества и обреченности.

В принципе, я уже тогда понимал к чему всё идёт, но боялся себе в этом признаться. До конца надеялся, что ещё немного и отойду.

Но на следующий день, хотя тошнота и прекратилась, а в голову вернулись мысли, температура не снизилась, и бабушка отправила Дятла с огромным списком лекарств в аптеку.

После его ухода с Лёхиного номера позвонил Тифон.

— Ну чё, как ты там? Соломин говорит, совсем помираешь.

— Слушай его больше. Уже нормально. Почти здоров, — ослабленным голосом пролепетал я.

— Ну да, так я и поверил. Просто скажи, когда сможешь. Хотя бы примерно. А то народ в непонятках. Сегодня-завтра-послезавтра. Яров уже развонялся, что от нас другого не ожидал.

Я задумался. Получалось, конечно, позорно. Все ждали меня из-за какого-то дурацкого живота. Но ведь я так хотел поехать! Сам же эту кашу заварил, и всё думал потом: что, да как.

— Ладно, Тиф, — еле выдавил из себя я. — Езжайте без меня. Фиг знает, что это такое. Аллочка говорит — может быть кишечный грипп, и тогда я вас всех в машине перезаражаю.

— Да? — Тифон задумался. — Тогда ладно. Грипп нам нафиг не нужен. Но ты, это… Лечись давай. Мы скоро приедем. День туда, день обратно. Делов-то.

— Хорошо, — я держался изо всех сил, стараясь не дать предательскому трагизму в голосе испортить героическую минуту самопожертвования. — Зое от меня привет передавай. Ну и остальным тоже.

Тифон попрощался. Я положил трубку и, уставившись в потолок, вероятно, лежал вечность, когда он неожиданно перезвонил.

— Слушай, Никитос, просьба к тебе есть. Если вдруг полегчает до того, как мы вернемся, можешь сгонять в одно место, забрать кое-что для меня?

— Могу, а что за вещь?

— Да картина какая-то дурацкая. Долгая история. В общем, мать просила съездить за ней на днях, а я со всеми этими раскладами забыл. Её нужно взять, а потом отвезти антиквару и продать.

Я вспомнил его утренний разговор с матерью. Не удивительно, что он решил перекинуть это на меня. Но отпираться не стал, мне хотелось ему помочь. Хотя бы так.

— Заберу. Не проблема.

— Спасибо. Адрес и телефон эсэмэской сейчас пришлю. Скажи, что ты — это я. Ладно? Чтобы ничего не объяснять. Всё равно никто в глаза меня не видел.

— Хорошо.

— Ну давай, счастливо. Не болей. И следи за Лёхиной инстой. Там всё будет.

Разве могло быть что-то печальнее того, что произошло? Я, конечно, не рыдал, но страдал, определённо, как никогда. От полного отчаяния спасало только осознание собственного исключительного благородства. Чему я сам удивился безмерно.

Дятел вернулся из аптеки, увидел, что я не сплю, и притащился ко мне с кишечным антибиотиком, Линексом и парой баранок на блюдце, как с туристическим обеденным набором.

— За нашим домом всё перекопали, — сообщил он потрясающую новость. — Трубы меняют. Сплошные траншеи кругом. До осени не закончат. Как теперь ходить?

— Ты в школу больше не пойдешь, тупезень, — зло отозвался я. — А в универ к метро в другую сторону.

— А чего ты грустный такой, Никит?

— А если бы ты два дня с толчка не слезал, веселился бы?

— Я ещё, знаешь, что купил? — он сбегал в коридор и вернулся с небольшой белой коробочкой. — Вот!

Помахал ей перед моим носом.

— Что это?

— Зарядка для айфона. Помнишь, ты же мне телефон дал. Тот, который Артёму не нужен.

Воспоминания о последнем найденном чужом телефоне были не самыми приятными.

— Может ну его? Мало ли что в нём?

— Я заряжу и мы посмотрим, — Дятел хитро улыбнулся. — Как ты думаешь, можно я уже к тебе вернусь?