Зеркальный вор - Мартин Сэй

Клаудио отворачивается, качая головой. Потом снова смотрит на Стэнли.

— Тот фильм, который снимал твой Уэллс на берегу, — как он называется?

— Не помню, — говорит Стэнли. — Кажется, парикмахер этого не сказал.

— По твоим словам, в нем снимались большие звезды, чьи имена знакомы даже тебе, так? Ты можешь сейчас назвать эти имена, Стэнли?

— Вряд ли я вспомню, чувак. Эта голливудская фигня не держится у меня в голове…

— Может, среди них был мистер Чарлтон Хестон?

Стэнли на секунду задумывается.

— А ведь и впрямь! — говорит он. — Там был Чарлтон Хестон! Мастер с ним даже встречался. Вроде как Чарлтон Хестон заходил в его салон вместе с какой-то известной актрисой.

— Ее звали Марлен Дитрих? — уточняет Клаудио. — Или Джанет Ли?

— Кажется, вторая. Джанет. Насколько помню.

Клаудио подходит к нему почти вплотную. Его дыхание убыстряется. Он смотрит на Стэнли темными бездонными глазами.

— А ты уверен, — произносит он свистящим шепотом, — что парикмахер называл имя Эдриан, говоря об Уэллсе?

В город они возвращаются пешком, ориентируясь сначала по луне, затем по общему уклону местности от перевала к морю и, наконец, по периодически проглядывающей сквозь придорожную листву гигантской надписи «ГОЛЛИВУД». К тому времени, как они добираются до бульвара Санта-Моника, оба уже вконец отупели от усталости, так что сил хватает лишь на то, чтобы перелезть через каменную ограду кладбища и вскрыть дверь какого-то помпезного склепа. Остаток ночи они проводят в полудреме на холодных мраморных плитах, за все это время обменявшись едва ли парой слов.

Утро начинается густым туманом, который, однако, быстро идет на убыль — соскальзывает с города, как стянутая кем-то драпировка. Пока Клаудио не проснулся, Стэнли разминает затекшие ноги, прогуливаясь среди могил: прямоугольников подстриженной травы с каменными ангелами, обелисками и склепами среди темных стволов пальм и кедров. Ничего подобного ему еще видеть не доводилось, даже в воображении. Скрестив руки и потирая стынущие локти, он думает об умерших людях, которых когда-то знал, и о том, что с ними случилось впоследствии, куда они ушли после смерти.

Он достает из вещмешка флягу с водой и относительно чистую тряпочку, промывает и перевязывает рану на ноге. Надо будет украсть новые джинсы — старые порваны и запачканы кровью. Покончив с перевязкой, он достает пакет крекеров, банку сардин и «Зеркального вора», садится на камень, подкрепляется и листает страницы, одновременно прислушиваясь к шуму машин на бульваре, крикам чаек в облаках и прочим звукам пробуждающегося города.

Когда Клаудио вылезает из склепа, он сам на себя не похож — хмурый, задумчиво-молчаливый, — но Стэнли его тормошит, выводя из этого состояния и привлекая к решению насущной проблемы: надо поскорее вернуться в убежище, притом что с деньгами у них совсем плохо. Пройдя несколько кварталов, они замечают на крыльце двухэтажного дома два больших пакета с пустыми бутылками из-под содовой, быстро и аккуратно их подхватывают, стараясь не выдать себя звоном, и спешат дальше по бульвару. Открытая аптека попадается только через милю, зато вырученной за стеклотару суммы хватает не только на автобус до пляжа, но еще и на полноценный завтрак.

Они заходят в оживленный кафетерий «Барниз» на повороте бульвара — здесь Санта-Моника загибается к югу, в сторону океана, — и заказывают кофе, бекон и оладьи. Большинство посетителей одето по-деловому, в костюмах и шляпах — видимо, сотрудники «Парамаунта» или «Голдвина», заскочившие перекусить по пути на работу, а также врачи-евреи из Синайского медицинского центра. За дальним угловым столиком сидят вразвалку, пуская кольцами сигаретный дым, стиляги с осоловелыми глазами — эти еще не ложились после ночных гуляний. У стойки бара владелец заведения беседует с двумя субтильными женоподобными типами в коротких курточках одинакового фасона, при этом находясь всего в полушаге от надписи черным по розовому: «ПЕДЕРАСТАМ ЗДЕСЬ НЕ МЕСТО». Стэнли и Клаудио озадаченно переглядываются. Это что, прикол такой? Он хоть понимает, с кем сам сейчас болтает?

Когда они выходят на улицу, к остановке как раз подруливает автобус номер 75, направляющийся в сторону берега, но тут Клаудио оглядывается на только что покинутый ресторанчик и застывает как вкопанный.

— Рамон Новарро, — шепчет он.

— Кто?

— Рамон Новарро! Вон там, заходит в кафешку!

Клаудио уже готов броситься вслед за своим кумиром, но Стэнли его перехватывает и запихивает в автобус.

— Угомонись, — говорит он. — Мы едем обратно.

Едва опустившись на сиденье, Клаудио прилипает носом к мутному от копоти стеклу и глядит назад, выворачивая шею.

— Поверить не могу, — говорит он. — Рамон Новарро завтракает в том же самом месте! Надо было с ним поговорить.

— Да кто он такой?

— Рамон Новарро! Звездная роль в «Бен-Гуре»! Играл в «Арабе» и «Узнике замка Зенда»! Это же эпохальные фильмы!

И пока автобус катит мимо фонтанов и беседок Беверли-парка, Клаудио взахлеб расписывает ему карьеру Рамона Новарро, перемежая факты биографии сюжетами его фильмов, что в результате образует сумбурную мешанину, восторженно-романтическую по тону и совершенно невразумительную по смыслу. Стэнли слушает его лишь краем уха. Опустив голову и сомкнув веки, он позволяет урчанию мотора потихоньку себя убаюкивать. Ему видится Клаудио одиноким мальчишкой в Эрмосильо: как он перелистывает тонкими пальцами выцветшие страницы американских журналов и как широко распахиваются его черные глаза, когда гаснет свет в кинозале перед началом сеанса…

Время уже близится к полудню, когда перед ними открывается вид на океан. По пути через Санта-Монику они пополняют свои запасы в паре бакалейных лавок: пока Клаудио отводит глаза продавцам — «чертов мексикашка ни бельмеса по-английски!», — Стэнли разживается фруктами, крекерами и мясными консервами. В качестве бонуса он прихватывает кварту молока и пару шоколадных батончиков, но Клаудио не впечатляет и это. Вместе с усталостью растет и его раздражение. Туман рассеивается. Становится теплее.

Клаудио запивает шоколад молоком и передает бутылку Стэнли.

— Что будем делать теперь? — спрашивает он.

— Не знаю. Можем поваляться на пляже. Вздремнем. Или ты не об этом?

— Я о том, как мы раздобудем деньги?

Голос его звучит отрешенно, механически, словно он затевает старый спор только по привычке, чтобы отвлечься от каких-то других мыслей. Стэнли бросает на него быстрый взгляд.