Записки Хендрика Груна из амстердамской богадельни - Хендрик Грун

Административный совет напуган угрозой судебного иска и выясняет, от кого она исходит. Тот факт, что в последнее время руководители учреждений опеки снова попали в поле зрения газет, играет нам на руку: они смертельно боятся негативной огласки. Циркуляр, полученный Стелваген, означает: делайте, что хотите, но дальнейшую эскалацию недовольства нужно предотвратить. Стелваген обещала в ближайшее время связаться с адвокатом, направившим запрос в администрацию.

Потом я посоветовался с Эфье, что нам делать с полученной от Ани информацией. Мы решили не раскрывать наш источник ни адвокату, ни другим членам клуба, чтобы не обременять их опасными знаниями. Не хотим, чтобы нашу Аню Аппелбоом называли в одном ряду с Джулианом Ассанжем, Эдвардом Сноуденом и Брэдли Мэннингом. Должен признаться, я немного боюсь за нее.

четверг 20 июня

Вчера обокрали госпожу ван Гелдер. Она с воплями бежала по коридору и жаловалась каждому встречному, что, пока она внизу пила чай, кто-то забрал из тумбочки ее часы. А это был свадебный подарок ее мужа. Такое никого не оставляет равнодушным.

Должно быть, у вора был ключ, потому что ван Гелдер всегда держит дверь на замке.

Уходя, жильцы должны запирать свои комнаты. Это обязательное требование введено с тех пор, как один чокнутый старик забрел в чужую комнату и улегся на чужую кровать. Немного позже вернулась законная хозяйка комнаты. Откинув одеяло, она была так потрясена, что грохнулась на пол и сломала запястье.

Касательно пропавших часов высказывались смутные, как бы случайные подозрения по адресу разных уборщиц и санитаров. Общее мнение: дело ясное, что дело темное. И: “Конечно, это был мужчина, женщины так не поступают”. Какой смысл читать курс элементарной логики людям старше семидесяти? Во всяком случае, атмосфера в доме не улучшилась.

Директриса пребывает в мрачном настроении. Надежный источник сообщил, что ее тревожат не столько пропавшие часы, сколько репутация дома.

пятница 21 июня

Наконец-то лето! Хотя какое-то слегка осеннее.

– Самоубийственная погода, – трижды провозгласил за чашкой кофе вечно недовольный Баккер.

После третьего раза Эверт не выдержал:

– Могу даже проводить тебя на крышу.

И предложил еще присмотреть за портмоне Баккера.

Число самоубийств среди стариков в последние годы сильно возросло, сообщает статистика.

Здесь, в доме, не сообщают о причинах смерти жильцов. И выходит, что никаких самоубийств нет. Со статистической точки зрения в последние годы должны были произойти несколько самоубийств. Но считается, что дурные примеры заразительны и информация о них нарушает спокойствие людей.

Вчера на приеме у доктора я поразился, увидев в зеркале собственную неприкрытую наготу.

Все-таки человек – довольно нелепое и некрасивое животное. За некоторыми исключениями люди в одежде красивее, чем без одежды. Только дети – просто красивы. Чем мы старше, тем больше на нас одежды. И тем она просторнее.

Дефиле здешних грушевидных дам, шествующих в тесных легинсах по понедельникам в гимнастический зал – зрелище очень грустное.

Между прочим, принимая во внимание все мои недуги, доктор оценил мое физическое состояние скорее позитивно. Но недержание уже неизлечимо:

– Так как же горю пособить?

– Извольте памперсы купить.

Я вам давно хотел сказать:

Подгузников не избежать.

Рифма несколько ослабила этот удар.

суббота 22 июня

Часы госпожи ван Гелдер нашлись. Уборщица обнаружила их среди мокрого белья, вынутого из стиральной машины. Они стали очень чистыми, но перестали ходить. Ван Гелдер подозревает, что вор чего-то испугался, но не захотел бросать часы, а сунул их в стиральную машину. Зачем кому-то идти в прачечную, чтобы спрятать там часы, она не пояснила. “Но на свете происходят и более странные вещи!”

Что она сама могла нечаянно бросить часы в корзину с грязным бельем, “категорически исключается”. Честной уборщице, нашедшей пропажу, она дала пятьдесят центов.

Позавчера мой доктор обратил мое внимание на Яна Хоймакерса, знаменитого геронтолога, который поставил себе целью продлить жизнь людей до глубокой старости, но без недугов. Хоймакерс полон оптимизма: опыты на мышах дали значительные результаты. Он что-то там химичит с ДНК. Лет через десять, возможно, будут изобретены волшебные таблетки против всех старческих мучений. Для меня и моих друзей это слишком поздно, о чем я весьма сожалею. Я не надеюсь дожить до двухсот лет, но так хотелось бы, пересекая финишную черту, сохранить немного здоровья.

Да, вот еще: я забыл еще раз спросить у моего домашнего врача, как он относится к эвтаназии.

воскресенье 23 июня

Новости о капремонте. Директриса предложила создать из жильцов комиссию, которая будет консультировать строительный комитет по всем вопросам, касающимся “улучшения качества проживания”.

Значит, существует некий строительный комитет, и его планы более конкретны, чем считалось до сих пор. Иллюзия мониторинга должна эти планы слегка замаскировать.

С одной стороны, многих жильцов это успокаивает: раз будет капитальный ремонт, значит, дом закрывать не собираются. И жильцам не придется переезжать. С другой стороны, капитальный ремонт означает непременный переезд, пусть и на время. При одной мысли об этом среднее кровяное давление по дому стремительно повышается. Для любого пожилого человека неуверенность и перемена – два гвоздя в его гроб.

Госпожа Пот, страшная интриганка, не исключает, что ремонт затеян ради сокращения контингента.

– Им только того и надо! Целая куча людей этого не переживет!

За кофейным столом всегда найдутся люди, готовые согласно кивнуть, о чем бы ни шла речь.

Срочный капитальный ремонт буквально и фигурально поднимет пыль столбом, на то он и ремонт. Тем лучше. Я войду в комиссию, которая будет консультировать строительный комитет.

Я последовал совету Эфье и попросил нашего адвоката Виктора составить отдельный запрос относительно планов перестройки здания.

понедельник 24 июня

Госпожа Ауперс – новенькая. Каждое утро за кофейным столом она читает вслух все некрологи, напечатанные в газете. Интересно, кто первый решится ее заткнуть. Ведь не всякому приятно начинать день с таких веселых новостей.

Есть еще несколько жильцов, обожающих узнавать о смертях. Наверное, они каждый раз думают: вот еще один, которого я переплюнул. А когда они раскрывают газету и видят в черных рамках имена старых знакомых, испытывают еще большее удовольствие. Меня самого трогают только некрологи детей. Они напоминают мне о моей дочке. Важные усопшие с десятком некрологов от всех учреждений, где они сидели в правлении или в комитетах, оставляют меня столь же равнодушным, как и они сами. Хоп, и они уже под землей. Интересно поглядеть, как они там важничают.