Один за всех, и стая за одного - Елена Малиновская

— Марика, неужели я настолько отвратителен тебе? — еще тише спросил Фелан.

— Что ты от меня хочешь? — с трудом выдавила я. — Неужели ты не понимаешь, что если я все-таки забеременею от тебя, то…

Я не закончила фразу. Меня слишком страшило то, что я намеревалась озвучить. Почти год я буду вынуждена вынашивать ребенка от человека, который изнасиловал меня. Но прежде всего это будет мое и только мое дитя. Я почувствую его первые движения, услышу его первый крик. А потом… Потом его безжалостно отнимут у меня. И сделают так, чтобы я никогда не вспомнила о нем.

— Марика…

Удивительное дело, но сейчас голос Фелана прозвучал почти жалко. Как будто он сам был готов расплакаться.

— А что, если…

Его голос опять сорвался, так и не завершив фразу. Я осознавала, что он готовится сказать что-то очень важное. Но никак не могла понять, что именно.

— Что, если я не хочу отпускать тебя? — наконец на одном дыхании выпалил Фелан.

И опять я ничего не сказала в ответ. Просто потому, что была не в силах поверить собственным ушам.

Что такое он несет? И неужели считает, будто я приму эту чушь за чистую монету? Угу, так я и поверю, будто он внезапно воспылал ко мне неземной любовью. Сначала похитил, потом надругался — и вдруг понял, будто жизнь ему без меня не мила. Отличная семейка из нас выйдет!

— И поэтому ты не воспользовался заклятьем? — горько спросила я, когда тишина в спальне сгустилась до таких пределов, что ее невыносимо захотелось разорвать отчаянным криком.

— Я надеялся…

Фелан замолчал. Его рука скользнула по моему обнаженному плечу, замерла на животе.

Я затаила дыхание, вслушиваясь в то, как громко и быстро бьется его сердце. Будто он не лежит сейчас на кровати, а на огромной скорости бежит.

— Меня нельзя назвать приятным в общении человеком, — глухо сказал Фелан. С сарказмом исправился: — Даже не так. Меня вообще трудно назвать человеком, Марика. И я понимаю, что наше знакомство произошло в не самых приятных для тебя условиях. Наверное, я должен… — Фелан запнулся. Тихо застонал, будто каждое слово доставляло ему невыносимую боль, но все-таки выдавил из себя: — Я должен извиниться перед тобой.

Я раздраженно фыркнула. И все? Он всерьез считает, будто все мои обиды на него можно разрешить обычным извинением?

— Видит небо, никогда прежде я этого не делал, — с чуть уловимой насмешкой продолжил Фелан. — Поэтому, наверное, мне так трудно сейчас. Марика, пожалуйста, прости. Я не должен был брать тебя силой в карете. Я неправильно поступил сейчас. Но мне хочется рычать от ярости при мысли, что совсем скоро ты навсегда уйдешь из замка и я больше не увижу тебя.

— Ты выбрал очень оригинальный способ, чтобы удержать меня, — не выдержав, все-таки подала я голос.

— Да, я поступил глупо и сгоряча, — покладисто согласился со мной Фелан, словно обрадовавшись, что я заговорила с ним. — Но… Согласись, если все получится, то у меня будет целых девять месяцев, чтобы пробудить в тебе чувства.

— Такими действиями ты способен разбудить во мне лишь одно чувство — ненависть, — прямо сказала я и повернулась к Фелану.

В спальне было слишком темно, поэтому я при всем желании не могла разглядеть выражение его лица. Но почему-то не сомневалась, что на губах оборотня сейчас играет довольная усмешка. Да, он извинился передо мной. Но вряд ли он на самом деле испытывает раскаяние или страдает от мук некстати пробудившейся совести. Скорее, его просто слишком напугала моя реакция на произошедшее. Вот он и попытался сгладить остроту момента.

— Оставь меня в покое, — тихо сказала я, постаравшись, чтобы это прозвучало как можно более спокойно и весомее. — Просто оставь меня в покое. Я никогда в жизни не полюблю тебя. И все твои так называемые попытки сблизиться отвратительны по сути. Если тебе нужен от меня ребенок, то учти, что рожден он будет в ненависти и отвращении к тебе!

Я по-прежнему могла только догадываться о реакции Фелана на свои слова. Но услышала, как у него изменилось дыхание. Его словно ударили под дых. Некоторое время он вообще не дышал, затем резко втянул в себя воздух и встал.

— Доброй ночи, Марика, — все-таки нашел он в себе силы произнести.

И ушел. Хлопнула, закрывшись, дверь. Я осталась в долгожданном одиночестве.

Я очень устала за сегодняшний безумно долгий день, который вместил в себя столько событий. Но сон бежал от моей постели. Я лежала и бездумно смотрела в потолок, вспоминая последний разговор с Феланом. Какой же он все-таки гад! Выбрал, пожалуй, самый ужасный и отвратительный способ, желая оставить меня при себе еще на бесконечно долгие месяцы. И при этом даже не подумал о моих желаниях, о моей семье, которая сходит с ума от волнения. Наконец, о судьбе ребенка, который с самого рождения будет лишен матери.

Я тяжело вздохнула, ощутив, как в глубине души пробуждается знакомое чувство отчаяния, густо замешанное с полнейшей невозможностью каким-либо образом изменить ситуацию. Я так надеялась, что совсем скоро вырвусь из этого кошмара и навсегда забуду его! А теперь…

Почти сразу я перевернулась на бок, осознав, что больше не в состоянии размышлять на эту тему. Иначе моя голова просто взорвется, или же я опять разрыдаюсь навзрыд. Ладно, что сделано — то сделано. Как сказал Норберг, проблемы надлежит решать по мере возникновения. Сейчас у меня есть беды поважнее.

Невольно мыслями я вернулась к загадочному похищению Айши. Странно, что ни Фелан, ни Норберг не предпринимают никаких попыток ее вернуть. Они ведь знают, кто все это устроил. Изабелла прямо сказала, что к этому происшествию приложил руку Алисандр. Однако создается такое чувство, будто Норбергу и Фелану совершенно плевать на судьбу своей сестры. Неужели они разделяют мнение главы рода о том, что не-оборотень в столь сложное время лишь ослабит семейство Клинг, поэтому всем будет выгодно, если Айша просто исчезнет?

По моей коже пробежали холодные мурашки от этой мысли, и я плотнее завернулась в теплое одеяло. Н-да, ну и отношения царят в этой семейке!

Затем я подумала о Норберге, его признании о том, что он не помнит, кто именно на него напал.

Хм-м… Я невольно нахмурилась. Насколько я поняла, никакой клан оборотней так и не объявил войну семейству Клинг, хотя первое нападение уже произошло. Как-то сразу вспомнилась сцена в комнате Норберга, когда обсуждали происшествие с Айшей. То, как Алисандр старательно выжидал момент для наиболее эффектного появления, в какой величавой позе он замер посередине комнаты, дожидаясь, когда на нем окажутся скрещенными взгляды всех присутствующих.

Если честно, такое чувство, будто тот же Фелан считает настоящим главой рода своего брата, а не отца. Интересно, многие ли члены семейства и слуги придерживаются такой же точки зрения? Почему-то мне кажется, что большинство с куда большим удовольствием назовет именно Норберга главой рода. И вряд ли подобное положение дел устраивает виера Алисандра.