Два сына для сурового папы - Кэти Свит

— Что-то случилось? — всматриваюсь в любимую. Мне не нравится выражение ее лица.

— Да, — кивает и начинает плакать. Кусает губы, пытаясь сдержать рыдания, но не получается. Горе оказывается сильнее.

— Говори! — отхожу от стола, направляюсь к любимой. Смотрю на нее, сердце не на месте.

Малышка моя, не молчи!

— Мне звонил Степан, — голос Аси крайне тих, приходится напрягать слух, чтобы расслышать.

Кто такой Степан я не знаю, но догадываюсь. Внутри просыпается ярость. Силой воли глушу ее.

Плевать! Ублюдок был в ее жизни в то время, когда в ней не было меня. Теперь он не приблизится к Асе! Не подпущу!

— Что он хотел? — подхожу к любимой, бережно приподнимаю подбородок заставляя посмотреть мне в глаза.

— Вика у них, — произносит на выдохе.

— ЧТО?! — громкий рык Давида отражается от стен.

Глава 40

Яся

Мне ещё никогда прежде не было так страшно. В голове крутятся самые разные мысли, среди них нет ни одной не то, что хорошей, даже хоть немного обнадёживающий.

Степан объяснялся предельно понятно. Если я к утру не являюсь к Ахметову, то Вику убьют.

Ужас сковывает каждую мою мышцу, ноги не держат. Дышать тяжело.

Она моя младшая сестрёнка. Единственная, кто остался у меня из прошлой жизни. Единственная, кто всегда и абсолютно во всем поддерживает меня.

Не могу допустить, чтобы с Викой что-то случилось! Но и сыновей своих бросить тоже не могу.

— Как он нашел тебя? — Давид припечатывает меня к стене. — Откуда этот скотина вообще про тебя узнал?! — сердце покрывается толстым слоем инея. Исходящая от мужчины ярость настолько сильна, что я начинаю дрожать.

— Мы жили вместе, — лепечу еле слышно.

— ЧТО?! — стены кабинета сотрясаются от гневного рыка Давида. Он вне себя от бешенства.

Расхаживает по кабинету, покрывает проклятиями всех подряд. Он не контролирует свою ярость. Она так и вырывается из него, бурлящим потоком стремится наружу.

Мощный удар кулака об стену. Еще. И ещё. Я подпрыгиваю на месте, кусаю до крови губы. От страха забываю собственное имя.

Немею.

— Ааа! — кричит Давид без устали долбя в стену. — Сука! — очередной удар. — Аааа!

Воздух вокруг нас пульсирует. Напряжение на пределе. Один уже сдетонировал, сейчас взорвет и других.

Обстановка такая, что хуже не придумаешь.

— Как так вышло, что твой бывший в курсе, где находится Вика?! — напирает на меня.

— Не знаю, — всхлипываю. Я очень сильно переживаю за сестру. Мне страшно и горько. Я ещё… Ноги не держат.

— Брат! Оставь ее! — Марат закрывает меня своей мощной спиной. — Она ни в чем не виновата! — стоит стеной, не позволяет Давиду даже мельком на меня взглянуть.

Хватаюсь за рубашку Марата, сжимаю ее в кулаках, прислоняюсь ближе. Он единственный, благодаря кому я ещё в сознании.

Прячу свое лицо у него между лопаток, изнутри вся сжимаюсь в комок.

— Она должна была уехать с моими парнями! — обращается уже к Марату. — Я до них дозвониться не могу! — снова глухой удар. — Не могу!! — Брат, прекрати орать, — рядом со мной раздается спокойный голос Марата. Он наполнен силой и властью.

Слушаю уверенную речь Марата и понимаю, что снова могу сделать вдох. Капкан, в который попало моё сердце, медленно разжимается.

— Нечего было увозить девчонку, — голос Марата вибрирует от эмоций. Он в гневе. Но его гнев холодный, жёсткий. Торковский подходит к делу с холодной головой. — Я предупреждал.

— Ее нельзя было оставлять здесь! — Давид рычит. Психует. Эмоции кроют.

— Потому что ты себя не можешь держать в руках, когда она рядом? — парирует Марат.

Напряжение в комнате переходит все мыслимые и немыслимые грани. Ещё немного и, кажется, будет мощнейший взрыв.

— Я знаю куда они отправят девчонку, — с дивана на нас троих смотрит незнакомый мужчина.

От его взгляда мурашки по коже. Он мне кажется гораздо опаснее, чем Давид. И где только таких находят?

— Остыньте. Вы оба, — переводит внимание с одного Торковского на другого и обратно. — Дело делать надо, а не орать.

Жёсткий. Резкий. К такому лучше не приближаться без острой на то необходимости. Опасный хищник, который схватит и растерзает не глядя. Иметь подобного врага не стоит от слова совсем.

— Раз знаешь, то говори! — Марат направляет свой гнев на сидящего на диване мужчину. Он его не боится. В отличии от меня. — Иначе…

— Ты ничего не сможешь мне сделать, — перебивает со злорадной усмешкой.

— Говори! — рычит Марат.

Челюсть сжата, взгляд полный гнева. Торковские с трудом контролируют свою злость.

— Малышка, пойдем, побеседуем, — слишком спокойным голосом ко мне обращается мой мужчина. Я от страха дрожу. Слишком многое навалилось. Слишком… Никакие нервы не выдержат.

— Пойдем, — соглашаюсь. Оставаться в закрытом помещении с Давидом и тем другим, что сидит на диване, не могу.

Марат бережно приобнимает меня, открывает дверь, помогает выйти. Каждый шаг ему дается с трудом, но он не останавливается.

— Куда собрались?! — летит грозное в спину. Внутри все холоднеет.

— Брат, с тобой разберемся потом, — Марат произносит сквозь сжатые зубы.

Злость вокруг нас аж пульсирует. Ее так много, что кажется, протяни руку и сможешь потрогать.

— Дава, дай им уйти, — слышу голос того самого незнакомца, которого боюсь до беспамятства. — Нам и без Тора есть что обсудить.

Мы уходим из кабинета, направляемся в спальню. Пока идем, молчим.

Неустанно думаю о Вике, о своем разговоре со Степаном. Вообще не понятно, как он смог выйти на Ахметова и его людей!

Мы были вместе. Жили вместе! Если бы Степан тогда знал, что я не та, за кого он меня принимает, то точно бы выдал себя.

И уж всяко не стал бы таким изощренным способом со мной расставаться.

Нет! Здесь дело в чем-то другом.

Заходим в спальню, Марат плотно закрывает за нами дверь и присаживается на край кровати. Только сейчас вижу, насколько ему плохо. Он бледный, дышит часто, на лбу выступили капельки пота.

— Приляг, — нежно обращаюсь к мужчине. — Тебе нужно отдохнуть.

Отодвигаю одеяло чуть в сторону, поправляю подушку, прошу Марата прилечь. Он продолжает сидеть.

— Не упрямься, — слегка надавливаю ладонью на его плечо.

— Некогда лежать. Дел много, — коротко отрезает Марат. Облокачивается на руки, переносит часть веса на них. Оставаться в горизонтальном положении ему трудно. — Расскажи мне все, вплоть до мельчайших подробностей о своем разговоре. Я должен знать, — его пристальный взгляд направлен прямо мне в сердце. В груди прожигает дыру.