Сибирская трагедия - Дмитрий Барчук

– Не надо. Сам как-нибудь обойдусь, – обиделся Сергей.

Его мужское самолюбие было явно задето.

– Ну тогда до встречи на берегах Святого Лаврентия, – сказала она и отключилась.

Все-таки Жаклин явно ошиблась в выборе профессии. Чем дышать архивной пылью, просиживать джинсы в библиотеках и писать никому не нужные диссертации о давно забытых революциях, лучше бы занялась туристическим бизнесом, к которому у нее имелись явные наклонности. С такой продуманностью мельчайших деталей организовать поездку в страну Британского Содружества смог бы далеко не каждый туроператор.

Собеседование в консульстве заняло у него всего пять минут. Еще столько же он просидел в коридоре, дожидаясь, пока его вызовут. Хотя народу здесь толпилось прорва. Но он шел по предварительной записи.

Работник консульства, отделенный от него пуленепробиваемым стеклом, поинтересовался лишь целью его поездки в Канаду. Согласно инструкции, полученной от Жаклин, он ответил по-русски, что жаждет увидеть своих родственников, с которыми его разлучила революция и Гражданская война, а еще всю жизнь мечтал посетить знакомое по романам Купера озеро Онтарио и знаменитый Ниагарский водопад.

– О! Niagara falls! – интервьюер за стеклом причмокнул губами и показал большой палец. – The best![80]

Больше ничего он не спросил, а только проштамповал бумаги Коршунова и сказал: «Good bye!»

В тот же вечер Сергей получил свой заграничный паспорт с вклеенной бело-серебристой канадской визой.

До Монреаля можно было долететь и «Аэрофлотом», но Жаклин почему-то выбрала голландскую авиакомпанию «KLM».

– Сдалась мне эта пересадка в Амстердаме! – возмущался вначале Сергей.

Но тетка настояла на этом маршруте и правильно сделала. Неполные сутки, проведенные в голландской столице, перевернули его представление о свободе. Доселе в его сознании это понятие ассоциировалось в первую очередь со свободой слова. Понятно: у кого что болит. Он много писал о свободе и демократии, даже считал себя в некоторой степени специалистом в этом вопросе. Но видеть воочию настоящую вакханалию вседозволенности, которая при этом остается в рамках закона и приличий, ему никогда прежде не доводилось. Даже пресловутая улица красных фонарей, это, по определению советской пропаганды, «гнездо разврата и низменных страстей», при ближайшем рассмотрении оказалась приятным и бесшабашным местом, где каждый делал то, что он хотел. Любовь продажных женщин, красующихся на витринах, волновала далеко не многих. Марихуана в заводской упаковке на прилавках магазинчиков впечатлила Сергея сильнее всех амстердамских проституток, походивших на манекены.

Сам воздух здесь был напоен свободой. Даже в Праге так не дышалось. Наверное, энергетика тоталитарной системы исчезает не сразу после падения диктатуры, а распадается постепенно и медленно, как радиоактивные вещества.

Он катался на моторной лодке по каналам, заходил в маленькие бары, долго шатался по узким улочкам и в гостиницу пришел уже за полночь, усталый, но счастливый.

Полет через Атлантику прошел тоже комфортно. Стюардессы трижды приносили еду. Не говоря уже о напитках. На виски он наложил строгое табу, помня, что Жаклин не любит пьяных. Пил только сок, минеральную воду и кофе за обедом. Всякий раз, просыпаясь, он первым делом бросал взгляд на монитор бортового компьютера, показывающего местонахождение самолета над океаном, и, убедившись, что до суши еще далеко, вновь крепко засыпал. Так, урывками, за девять часов полета он успел выспаться и сошел на трап уверенно и бодро.

Америка встретила его восходом теплого весеннего солнца. Оно заливало весь накопитель. И прибывшие пассажиры в длинных очередях к стойкам пограничного и таможенного контроля жмурились.

Тот же дежурный вопрос, что и на собеседовании в консульстве: «Цель вашего приезда в Канаду?» Тот же ответ, только теперь по-английски: «Встреча с родственниками и туризм», удовлетворил пограничника и таможенника. Штамп в паспорт – и путь на североамериканский континент для Сергея был открыт.

В зале прилета было много встречающих, но он сразу заметил Жаклин. Она сильно изменилась. Волосы покрасила в огненно-рыжий цвет и одета была в светлые тона – бежевый свитер и песочного цвета джинсы. В руках она держала свернутый плащ и три белые розы.

– Это тебе! – она вручила ему цветы и чмокнула накрашенными губами в щеку. – С приездом!

Сергей немного смутился и пробубнил:

– К чему такие церемонии? Я же не барышня и не кинозвезда, чтобы мне дарили букеты.

– Не дуйся! – проворковала Жаклин. – Просто я очень рада тебя видеть, и эти розы передают мое настроение. Ты их можешь выбросить, но лучше, если они, конечно, не завянут до завтрашнего вечера, подари их моей маме. Она обожает розы, а встречи с сибирским внучком ждет не дождется.

– А почему до завтрашнего вечера? – недоуменно спросил он.

– Потому что мама нас пригласила на обед только завтра.

– А где ты меня поселишь? В гостинице?

– Если ты хочешь, я могу заказать тебе номер в отеле. Но я подумала, что на квартире тебе будет удобнее. У моего отца есть удобная квартира. Правда, рядом с кладбищем, зато почти в центре. Там неплохая библиотека, а на первом этаже даже есть бассейн.

Папа сейчас на конференции в Будапеште, вернется только через неделю.

– А что, твои родители разведены?

– Скажешь тоже! – Жаклин надула губки. – Просто отцу нравится работать в одиночестве, домой он приезжает только ночевать. Когда люди долго живут вместе, то они надоедают друг другу, и иногда возникает желание пожить отдельно.

– А ты где живешь?

– У меня своя квартира в новом районе. Что-то типа студии. С видом на реку Святого Лаврентия. Я тебя обязательно приглашу в гости. Еще вопросы будут?

Коршунов промолчал.

– Если допрос закончен, то поехали. Кстати, ты классно выглядишь. Похож на разбогатевшего актера.

– Не сыпь мне соль на раны, – взмолился Сергей. – Моя одежда – единственное, что у меня осталось. Новую квартиру я оформил на жену, и в случае развода она останется ей.

– У богатых свои причуды, – пожала плечиками Жаклин и направилась к серебристому джипу.

Считалось, что квартира отца Жаклин на четырнадцатом этаже, хотя на самом деле была на тринадцатом. В кабине лифта кнопки с номером 13 не было. За двенадцатым сразу следовал четырнадцатый этаж.

– Это что за чертовщина? – спросил Сергей.