Сосед сверху, сосед снизу - Джина Шэй

Той, которая о том, как сильно я его хочу — до гулкого звона в голове, до бесконечной духоты под ребрами. Вопреки всему тому рациональному, что против. И о боже, как же восхитительно сладко ему сейчас проиграть…

Что можно сделать двум людям, не разлучая слившихся в единое целое губ? Многое — например, мужчине одним резким рывком задрать почти до пояса подол мешающей его неторопливым движениям юбки.

А девушке… А девушке, например, взять и стиснуть ладонь на крепкой мужской ягодице. Ну, а что, не все же ему верховодить и лапать меня чуть что. Я тоже хочу!

Я готова расхохотаться, когда у Эрика на это взлетают брови. Такого он от меня точно не ожидал. И в крови тысячей хмельных пузырьков вскипает ликование. Я его удивила? Да неужто!

Мы целуемся не закрывая глаз. Уже даже это кажется вызывающим, потому что эти поцелуи — не ради чувств, это — совершенно откровенная прелюдия. И мы оба об этом знаем.

Я кажусь себе одержимой тысячей бесов сразу. Просто потому что — ну, это же не могу быть я. Не могу я так жадно целоваться с малознакомым красавчиком, да еще и щупать его за все места, до которых дотягиваюсь.

Хотя нет, ошибочка, кажется, сейчас я именно этим и занимаюсь.

Эрик…

Я не могу даже простонать это — его настойчивый язык ведет меня по пути поцелуйного разврата. Но мне очень хочется стонать. Его имя. И только его!

Его пальцы не останавливаются там внизу, раз за разом неторопливыми движениями разогревая меня. Это мучительно. Его не могут за такое посадить, скажем, по статье «Жестокое обращение с девушками»?

Да?

Ок, только давайте с этим не сейчас. Он сейчас занят!

Змей дарует мне милость — соскальзывает губами с моего рта, позволяя глотнуть свежего, не кипящего воздуха. Целует ниже губ, еще ниже, соскальзывает губами по моему подбородку.

Я ловлю себя с поличным — я все-таки сорвалась и добралась своими горящими ладонями до стянутых в тугой узел на затылке волос и потянула за тонкую резинку, что их сдерживает.

Ныряю пальцами в мягкие шелковистые кудри и даже возбужденно постанываю от этого ощущения. Боже, я по этому… Скучала.

Всего один раз это делала, но при этом — все эти пять лет я помнила, что впиваться в волосы Катанийского Змея — восхитительное удовольствие, крепостью градусов на шестнадцать. А его губы — тут,  пожалуй, все сорок.

По крайней мере, оставаться трезвой и равнодушной после пары поцелуев почти невозможно.

И сколько всего вспоминается…

Вплоть до того, что я следила за его карьерой с самого начала. Он не всегда побеждал на международных чемпионатах, увел у меня и моего партнера золото всего один раз, но… Это не было принципиально.

Принципиален был он сам.

Если уж и говорить откровенно, то назвав меня своей фанаткой, Змей не так уж ошибся.

Потому что тот же итальянский язык я учила не просто так. А для того, чтобы тайком, когда выпадает свободный час, иметь возможность посмотреть танцевальные турниры Италии на языке оригинала. Да, в танце не важен язык, но мне было интересно все, даже бубнеж синхронного комментатора. И все ради одного потрясающего танцора, что раз за разом поражал мое воображение.

И сейчас…

Господи, да — я помню, он — мудак, он на меня поспорил и… Но когда это отменяло, что он — потрясающе красивый мужчина? А я…

А я не хочу быть правильной. Хотя бы сегодня! Хотя бы чуть-чуть…

— Эрик…

Моя водолазка сползает выше. Еще чуть-чуть — и окажется обнаженной грудь, и… на этой мысли я ощущаю приступ паники.

Казалось бы, я уже столько всего ему позволила, почему бы не позволить еще и это, но пока что мне удается оправдывать происходящее как «не секс». Как прелюдию к нему, как потрясающие предварительные ласки, но…

Я ведь не хотела никому из них позволять выигрывать. То есть секс в его классическом исполнении не допустим, потому что, судя по всему, только он у этих двоих придурков и считается за достижение.

И пока мы не пересекли эту грань, я еще не паникую, а вот если пересечем…

Эрик будто не замечает моего стона, но при этом его пальцы мягко, вдумчиво проскальзывают по коже под моими ребрами, будто обещая, но при этом не пересекая.

— Как скажешь, моя сладкая вишенка, — с удовольствием шепчет он и соскальзывает лицом на мой голый живот, проводит языком влажную дорожку вниз, — ну хоть это-то можно…

Нельзя. Ничего нельзя. Он целует меня в живот, и я уже совершенно не помню ничего из того, что думала раньше. Он целует меня еще ниже, и мне хочется приковать его к себе, чтобы не дай бог не вздумал отрываться.

А потом он касается губами моего бедра, заполняя мой разум вязкой шелковой тьмой.

Он с ума сошел… Нет, не может быть, чтобы он… Здесь? Сейчас!

— Ты позволишь? — галантно тянет Эрик и трется щетинистой щекой о мою кожу. Будто нагулявшийся кот, трущийся об ноги хозяйки и намекающий, что его пора пустить домой.

— Н-не...

Этого подлеца надо арестовать и засадить пожиненно. За чересчур профессиональное совращение. Я не успеваю выдохнуть свое выдержанное и такое неуверенное «не надо», моих губ касаются жаркие наглые пальцы. Касаются раз, другой третий, толкаются внутрь моего рта. Свинтус. Мало я тебя кусала? Держи еще!

Ответ приходит незамедлительно, теперь уже Эрик прикусывает кожу чувствительной зоны, заставляя меня вместо отказа — ахнуть, и вздрогнуть. Ослабеть. Ровно настолько, чтобы его ладони тут же легли на мои колени и развели их в стороны.

Это совершенно неприемлемо, возмутительно, безумно…

Вот прямо так, на танцевальном паркете! Господи, да что со мной такое? Неужели так сильно сказывается недотрах? Никогда в себе такого не замечала.

Вот только внятных слов с каждой секундой в моей голове становится все меньше. А уж когда Эрик утыкается лицом в тонкую ткань моего белья — тут уж и последние мысли, что еще оставались в моей голове, торопливо эмигрируют. Остается только одно — впиваться пальцами в волосы на его затылке и чувствовать, как медленно ползет вниз по бедрам тонкая резинка.

— Будешь кончать — подумай об Эмиле, моя вишенка, — мягко шепчет Эрик, — пусть у нас с ним все будет по-честному.

Признаться, до меня не сразу доходит, что именно он сказал — слишком уж я возбуждена. А вот когда доходит...

Получить удар в грудь пяткой разъяренной танцовщицы — это почти тоже самое, что получить копытом от лошади. Сильнее лягаются только профессиональные балерины. И нет, мне сейчас совсем не жалко пнуть Змея!