Демон искушения - Галина Владимировна Романова

«Положи немедленно трубку, идиот! Положи и забудь об этом звонке, об этой женщине и об этом деле, от которого несет такой тухлятиной, что можно задохнуться, даже не приближаясь. Если она не чокнутая и все обстоит именно так, как она рассказывает, то это…»

Это действительно полная задница!!! Он может подписаться под этим, даже не вникая в детали дела. Все наверняка запутано и замешено на деньгах, любовных интригах, крупных долгах или неуплате налогов.

По сусеку метем, по коробу скребем, вспомнилась ему тут же старая сказка, которую он на ночь читал маленькой Машке.

Тут и мести и скрести не придется, всего навалом, видимо.

Жена — при самом благоприятном стечении обстоятельств — не в теме. При самых гнусных слагаемых суммы этих самых обстоятельств — соучастница, заказчица или, еще чего хуже, исполнительница.

Почему решила воспользоваться его помощью?

Думай, майор, думай!

Загнана в угол, ежу понятно. При любом раскладе — загнана в угол, будь она хоть жертвой, хоть преступницей.

Ему-то что теперь делать, ёпэрэсэтэ?! Бросишь трубку, заявится завтра снова в отделение, а она там уже засветилась. Да даже если и не заявится, Коля и ребята станут задавать вопросы. А ну как всплывет история с трупом ее мужа на их участке, тогда косых взглядов не избежать. Скажут, вовремя не сигнализировал, зная о преступлении. Темное пятно в его послужном списке. Нехорошо.

Будь оно все трижды…

— Где вы, Юля, сейчас?

— Я?

Невзоров очень живенько представлял себе, как она сейчас лихорадочно вытирает глаза ладошкой, внезапно обретя надежду от такого простого вопроса.

— Вы, вы.

Он со вздохом скинул ноги с дивана, бездумно уставившись на дырку на носке. Третью пару за неделю придется выбросить, чего лепят производители, непонятно. Гнилье, а не нитки.

— Я под вашими окнами. Домой идти боюсь. За машиной возвращаться туда — тоже. Блуждаю тут возле вашего дома уже часа три.

Про то, как она узнала его адрес, не стоило и спрашивать. Где раздобыла номер его домашнего телефона, там и адресом разжилась. Удавит завтра безусого мерзавца!

— Я сейчас спущусь и поедем.

— Куда?! — ахнула Миронкина испуганно.

— Куда-куда! Туда, где ваш муж умер… во второй раз…

Разве могла она знать, проснувшись поутру в субботу, что жизнь ее снова окажется перечеркнутой крест-накрест? Безобразно черный и жирный крест наложит на ее судьбу провидение, могла она себе представить? Нет, конечно! Она искренне полагала, что все самое страшное, отвратительное и грязное в ее судьбе уже свершилось!

Муж ее трагически погиб, оставив после себя страховку, огромные деньги, исчезнувшие в неизвестном направлении, непонятные долги и целый арсенал тоскующих по его рукам, губам и телу любовниц.

Казалось бы, чего еще ждать? Каких ударов? Разве этого мало? Вполне достаточно для того, чтобы свихнуться. Она — хвала небесам — не свихнулась, по причине полного атрофирования чувств. Но чувствовала себя не очень комфортно, чего уж. Многое задевало, и вопросы всякие донимали. Гнала от себя, заставляла себя не думать, но получалось не очень хорошо.

Так вот, проснувшись утром в субботу и провалявшись в постели с полчаса, Юля решила, что все — хватит, теперь надо начинать жить по-другому. Жить с грузом чужой подлости, чужих обязательств и так далее, в общем, надо учиться. Не очень приятно, но перечеркнутая счастливая ее прежняя жизнь казалась задетой тенью этого креста.

О том, что будет потом и еще один судьбоносный черный росчерк, она пока не догадывалась.

Она лежала и размышляла, поглядывая сквозь полуприкрытые веки на занимающийся летний день за окном.

В конце концов, она не нищая, не страшная, не калека. У нее квартира, машина, грядет выплата страховки — вчера вечером звонил Востриков и с радостной дрожью в голосе объявил ей, что вопрос с выплатой в стадии завершения. Деньги она должна будет получить уже в среду. Все не так уж плохо складывается, уговаривала себя Юля. Хватит и на выплату долгов бандитам, и на гонорар адвокату Александру, да и ей прилично останется.

Надо было начинать жить заново. Надо!

Она выбралась из постели, поплескалась в ванной, немного поколдовала с прической и макияжем, чтобы хоть немного развлечь себя. Надо же было с чего-то начинать новую жизнь, почему не с того, чтобы немного отполировать свою внешность. Потом поковырялась в завтраке, ругая домработницу. Ну не любила она на завтрак рисовую кашу, зачем было снова и снова ее варить. Тем более варить с вечера. Каша заклекла в кастрюле, покрылась коркой, и сколько Юля ее ни толкла и ни разминала, жидкой в тарелке не стала. Так и достала ее из микроволновки в комочках.

Вывалила в ведро кашу, прикрыв бумагой, чтобы Марии Ивановне обидно не было за свою стряпню. Попила молока и решила…

…И решила, что не увидеть эту самую мерзавку Вику она не может.

Она начнет новую жизнь. Непременно начнет, но не увидеть женщину, которая незримой тенью витала между ними со Степаном в последние их совместно проведенные на море дни, она не может.

Помучилась, поругала себя, не без этого. Но все равно начала собираться. И ведь вырядилась, как на праздник. Тонкое легкое платье, босоножки на высоченных каблуках, украшения с жемчугом нанизала везде, где можно было, только что в нос не вставила. И все ради чего? Ради того, чтобы не упасть в грязь лицом перед серьезной соперницей. Она ведь — эта маленькая дрянь, со слов Насти, утерла нос всем им. Вот и захотелось выглядеть, пусть не на миллион, но и не на сотню долларов.

Приехала по адресу, указанному на листочке бумаги. Поставила машину в тени торгового павильона, тот как раз смотрел торцевой своей стороной на нужный ей подъезд. Нацепила на нос солнцезащитные очки и принялась ждать. Смотрела и ждала, ждала и смотрела. Почему-то не решилась просто выйти из машины и зайти в квартиру, где проживала Вика, безо всякого на то права. Регистрации у приезжей не было. Это снова Настя просветила. Вот сидела и выбирала из проходящих по улице девушек ту, которая бы соответствовала ее представлениям и Настиным описаниям.

Устала выбирать уже через час.

Все молодые девушки казались ей красивыми, молодыми, загорелыми, сексуальными и явно превосходившими ее во многом. У каждой второй был оголен пупок, у каждой третьей грудь с трудом вмещалась в крохотную маечку. Каждая четвертая обладала потрясающими ногами. И каждая из них могла бы наверняка быть любовницей ее Степана. Но они все проходили мимо нужного ей подъезда.

И наконец…

У Юля даже спина взмокла, когда она увидела девушку, выскочившую из подъезда на улицу. Она и в самом деле не вышла, не выбежала, а выскочила. Будто из подъезда ее вышвырнула огромная тугая пружина, успев предварительно распахнуть дверь.