Лук Будды - Сергей Таск

– Вы что-то потеряли? – участливо спросила Эльжбета.

Девушка подняла на нее заплаканные глаза:

– Он такой гладкий… почему мне никто не говорил, что он такой гладкий?..

В коридоре Ноа и какой-то мальчик, года на два моложе Эльжбеты, непринужденно болтали, затягиваясь от одной сигареты. К ним подошел парень, выделявшийся своими властными манерами.

– Привез? – спросил он у Ноа, не здороваясь.

Ноа передал ему пакет.

– За тобой должок, не забыл?

– Как насчет этой? – Ноа показал в дальний угол. – В твоем вкусе, Макс.

Тот, кого он назвал Максом, отвечал уклончиво:

– Надо посмотреть.

– Посмотри.

Они направились к Эльжбете, которая с готовностью поднялась им навстречу.

– Еще не раздумала забраться на Эйфелеву башню? – спросил ее Ноа.

– Ну что вы! Я…

– Смелая девочка, – перебил ее Макс, раскрывая перед ней портсигар.

– Ой, что вы, я не курю.

– Дурочка, это же и есть «тур Эф-Эль», – рассмеялся Ноа. – Из Франции в Лаос за десять минут.

– Если не быстрее, – усмехнулся Макс, прикуривая и передавая сигарету Эльжбете.

Она с опаской затянулась. Пока она прокашливалась, Ноа налил ей вина.

– Второй раз будет легче.

Он оказался прав. После пятой затяжки колени у Эльжбеты подогнулись, и она легла ничком на пол.

– Ну, как в Лаосе? – спросил ее Макс. – Жарко?

– Да, – ответила она, с трудом ворочая распухшим языком.

– Надо раздеваться.

Вдвоем они ее раздели и снова положили на живот. Эльжбета вдруг поползла по-пластунски. Никто даже не поглядел в ее сторону.

– Кажется, она вообразила себя аллигатором, – сказал Ноа.

– Пускай поплавает в Меконге.

Они отнесли ее в ванну, заткнули пробкой слив, пустили воду. Эльжбета начала захлебываться. Они вытащили ее и посадили на табуретку. Она облизнула пересохшие губы и простонала:

– Жарко!

– Мороженое хочешь? – спросил Макс.

– Да. Да. Да.

– Сейчас дам, – успокоил он ее, расстегивая ширинку, и со смешком добавил: – Только не откуси, крокодилица.

Дальше в голове у нее все смешалось. В какой-то запущенной квартире она стояла, голая, на напольных весах. Потом рыскала в поисках еды и, ничего не найдя, снова становилась на весы. От их показания зависело ее будущее! Она падала на кровать без сил. А в кресле напротив сидел Макс и отчеканивал каждое слово: «Эльжбета умерла, запомни. Для моих клиентов ты Эмили. Стань на весы. Ну вот, это на что-то похоже». Она подергала балконную дверь, та неожиданно подалась. Макс улыбался, с интересом ожидая продолжения. Она взялась за перила, подтянулась и стремительно полетела вниз.

– Эмили! Да очнись же ты!

Кто-то тряс ее за плечо.

– Я кричала? – спросила она, озираясь.

– Ну и напугала же ты меня. Что-нибудь приснилось?

– Я от тебя убежала, добиралась автостопом до Парижа. И опять… этот мотель, Макс, голодные боли… Господи, как же я его ненавижу!

До Вуа езды было еще часа два. Эми не хотелось приезжать в дом с пустыми руками, и они несколько раз сворачивали с автострады. Покупали в лавках разную ерунду, а то и вовсе уезжали ни с чем. Эмили злилась. Несмотря на духоту, стекло пришлось поднять из-за пыли. Они открыли по банке «бейсса»

– пиво было теплое.

В Вуа они приехали в самую жару. 351 житель – возвещала табличка при въезде; одной цифры, не то в начале, не то в конце, недоставало. Дома, беленькие, ухоженные, теснились по берегам реки, словно у водопоя; шесть или семь, отбившихся от стада, паслись на зеленых склонах. Здесь и там висели, как тряпки, трехцветные флаги. Флагов на улицах было больше, чем людей.

– Вуа, – нарушила молчание Эми. – Самый высокий процент патриотизма на душу населения.

Эмили скривилась:

– Им бы каждый день брать Бастилию. Могу себе представить, что тут будет 14 июля.

Машина взяла крутой подъем, и в просвете между деревьями показалась черепичная крыша. Дом охраняло грубо сколоченное деревянное распятие, украшенное бумажными лилиями и полосками фольги. Одно окно было зашторено, на двух других опущены решетки.

Эми посигналила. Дом молчал.

– Подождешь здесь?

Эмили равнодушно повела плечами и принялась крутить ручку приемника. Эми поднялась на крыльцо и, секунду поколебавшись, вошла в открытую дверь. В передней было довольно темно. Она не успела сделать и трех шагов, как на стене оглушительно зазвонил телефон. Справившись с первым испугом, она стала ждать, что кто-нибудь в доме откликнется на звонки, но тишина была мертвая. Наконец она не выдержала и сняла трубку.

– Алло?

– Ну как доехали? Совсем, наверно, жара замучила?

– Макс? – она опешила. – Как ты узнал, что я здесь? Я только что…

– Уехала, не попрощалась, – прервал ее насмешливый голос.

– Кто тебе дал этот телефон?

– Эльжбета.

– Кто?!

Мембрана загудела от хохота.

– Да, старушка, ты, кажется, совсем ку-ку. Ладно, еще поговорим. Привет там всем. Эмили, Эльжбете… У вас, я чувствую, хорошая компания подбирается! – Макс хмыкнул, а затем послышались гудки отбоя.

Эми повесила трубку, секунду постояла и направилась в столовую. Свет сюда проникал сквозь решетки на окнах. Она обошла комнату, трогая знакомые вещи: грузный, широкий в бедрах буфет с выщербленной верхней филенкой, длинный стол, словно нарочно поставленный так, чтобы мешать проходу, стулья в самодельных чехлах, шкаф с гуляющей створкой, которую удерживал вчетверо сложенный листок бумаги.

Эми потянула за ручку – листок выпал. Она развернула его и прочла: «Я вам всем покажу!» Сложив листок, она закрепила створку в прежнем положении. Тишина давила. Эми подставила стул к стене, чтобы запустить маятник часов. Сверилась со своими наручными – шесть вечера.

В спальне она подобрала широкую резинку, какой пользуются женщины, чтобы не сползали чулки. Что-то в этой резинке ее смущало. Она повертела ее в руках и бросила. Кровать была не застелена, постельное белье несвежее. Проходя мимо трюмо, она машинально посмотрелась в зеркало и не увидела своего отражения. Это ее не столько даже испугало, сколько озадачило.

Не заходя в кухню, где привычно капала вода из крана, она дошла до конца коридора и остановилась на пороге детской. Все здесь было чужим: тряпичные куклы, почему-то стоящие на коленях, деревянная люлька, дневник. Она попыталась прочесть в темноте несколько строк, как вдруг поймала на себе взгляд двух немигающих глаз и отшатнулась. Сообразив, что это, наверное, кошка, она закричала ей: