Романовы. Ошибки великой династии - Игорь Шумейко

Далее у Ключевского речь идёт о крестьянском труде как таковом, но структура моей книги с периодическими отступлениями, межвременными параллелями предполагает и здесь, когда наш сюжет подходит к освобождению крепостных крестьян в 1861 году, немного отвлечься размышлением: «А что есть свобода?»

В одной из своих книг я суммировал западные страхи, претензии к России, начиная с XVIII века: « Россия… сама по себе уже взрывала своим гигантским размером всякое представление, которое люди привыкли иметь о “европейской” державе, то есть о члене европейской системы государств».

И вот на начало XXI века Россия, в общем-то, и не такой уж исключительный, запредельный мировой гигант. Выросли за это время Китай, Индия, Соединённые Штаты. Ну и, конечно, мы сами постарались, в Беловежской Пуще-1991, в смысле приближения государства к «удобопредставимым» европейцами размерам. Большой шаг навстречу…

Что ж ещё остаётся из претензий? Оказывается – свобода. Именно понятие «страны свободного мира» стало самым актуальным и обсуждаемым политиками. Едва не 95 % всех претензий к России – это упрёки по пункту «демократических свобод». Что же сказать о нашей «свободности»?

Сигизмунд Герберштейн, немец XVI века, отметил у нас: «Люди все считают себя холопами, то есть рабами своего Государя».

Маркиз де Кюстин в 1843 году вопрошал: «Должен ли подобный народ иметь такое деспотическое правление или же столь жестокое правление создаёт такой негодный народ?» Сегодня, полтора века спустя сохраняется разделение России и Запада тоже по наборам… но уже не генов, а «ценностей». Как теперь нам выстраивать отношения с… или встраиваться в… в этот дивный, свободный мир? Здесь как бы мне не сбиться на примитивную и беспомощную «контрпропаганду», каковую я столько лет наблюдал во всех наших «Правдах…»?

Часто и добросовестный западный историк, политолог, пересматривая все детали нашей государственно-политической машины, сравнивает с деталями их аналогов и утверждает: в России нет свободы выбора!

И не отступая к деКюстиновским временам, можно признать: да, ни Верховный Совет СССР, ни даже нынешняя Госдума не эквивалентны парламентам Запада. И в партийных системах КПСС не была аналогом европейских политических партий. Да и нынешняя «Единая Россия» сейчас больше похожа не на британскую консервативную партию, не на германскую ХДС, а… признаем, на ту же родимую КПСС!

Но и это ещё не самое «страшное признание». Дело в том, что и народ наш в целом, объективно говоря, не так ценит эти самые свободные выборы , вообще с вободу выбора , как ценят их европейцы!

На западный взгляд это – рабство. Или, если без оскорблений: НЕ принадлежность русских к с вободному миру .

Нью-Йорк. 12 января 2010. INTERFAX.RU. Выпущен доклад международной правозащитной организацией «Фридом Хаус» «Свобода в мире 2010», по которому следует, что сегодня: Свободных государств – 89, частично свободных – 58, несвободных – 47, в числе последних – Россия. Критерии оценки: изменения в школьных программах, подавление свободы СМИ, отсутствие независимости судебно-правовых органов, нарушения в ходе выборов. Директор по исследованиям «Фридом Хаус» Арч Паддингтон констатировал: ухудшение ситуации со свободой в мире связано с тем, что небольшая группа крупных влиятельных самодостаточных в геостратегическом отношении стран, таких как Россия, Китай, Венесуэла, Иран, выступала как пример для подражания и защищала небольшие государства, где правят авторитарные режимы.

То есть 136 государств мира свободнее, чем Россия. По критериям «Фридом Хаус»… Был такой лозунг «За нашу и вашу свободу!» , – это поляки, подсмеиваясь над нашими начинёнными (всякой идеологической дрянью) «разночинцами», подбивали их швырять бомбы в губернаторов и царей. Узкоутилитарное применение авторами того лозунга давно изучено, однако остаётся повод задуматься и более широко. Да, наверное, всё же у нас и у них – разные Свободы.

«Ваша» и «наша» свободы разнятся, и связано это, по-моему, с тем самым исходным различием, заявленным в начале главы. Наш более авральный, более артельный порядок работы повлиял на нашу политику и философию.

Полторы тысячелетия отлаживаемый механизм Запада работает на достижение важнейшей цели: свободы, свободы выбора – главных ценностей европейца.

Россиянин тоже любит свободу выбора. НО… похоже есть одно различие: наша желанная свобода, кроме свободы выбора, включает ещё и свободу от выбора! И это вовсе не какой-то измышлённый мной парадокс. Это действительно наша, российская ценность – иметь свободу выбора, в том числе имея ещё одну свободу – свободу выбирать самому, или передоверить свою свободу выбора кому-то другому (царям, вождям).

Ведь западная политическая свобода требует постоянных усилий по её обеспечению, поддержанию этого самого «механизма поддержания свободы». Политическая машина требует постоянного внимания, работы, смазки. Причём такой работы, которая не может быть передоверена каким-нибудь наёмным менеджерам. Тут действительно требуется постоянная работа всего общества, для каковой работы требуется ещё и самоорганизация (ещё не легче!) , постоянная самодисциплина всего общества. Самоустранение общества от текущей политики и на Западе чревато потерей их свободы. Вот это постоянная политическая работа во имя свободы и ощущается у нас, в России, как нелёгкая, неприятная обязанность.

Помните у Ключевского: «непривычка к ровному, умеренному и размеренному, постоянному труду»? То есть этот авральный и артельный стиль работы даёт проекцию и на политические взгляды.

«Аврал»: 4 месяца (берём крайний российский случай) на все сельхозработы, спешная заготовка всего позволяющего выжить остальные 8 месяцев. Здесь не до экспериментов, не до новаций, потому даже и появление спасительного картофеля было встречено «картофельными бунтами».

«Артель»: объединение усилий всех селян на период «Аврала». Здесь не до учёта личных нюансов, какого-то особого уважения особенностей, индивидуальностей.

Но ни в коем случае не сочтите перебор этих объективных факторов как проект некой «объяснительной записки». Эти природные причины в многовековом итоге дали наш, особенный тип. Россию, а не ещё одну, допустим, Польшу или вторую Германию. Как сказал апостол: «Бог создал нас разными, чтобы мы нуждались друг в друге».

А что Геббельс или Павел Вечоркевич (давний мой заочный варшавский оппонент) поднаторели любую особенность трактовать как уродство – это издержки технологий преимущественно XX века…

Но… уж такие ли мы исключительные в этом своем выборе? Я довольно долго размышлял именно над этим моментом. Наша «свобода выбора, со свободой и от выбора» – что это? Найденный какой-то альтернативный путь политического развития, имеющий свои специфические достоинства, которые нам надо как-то пропагандировать или хотя бы защищать?