Обнаженная тьма - Елена Арсеньева

– А что такого? Всякие там депутаты и мэрия играют, я сам потелевизору видел, а чем Дема хуже? – хихикнул Петька. – И, главное, такойклассный мяч у них, новенький, оранжевый, как апельсин. Я даже засмотрелся. Ивдруг они все как побегут от мяча, как бросятся врассыпную! Смотрю: Супер вышелна поле и повел мяч в ворота противника. У меня был когда-то такой же мяч, мы сСупером тоже играли в футбол, да потом кто-то мячик свистнул, ну, он небось ирешил, что это мой. Я кричу: фу, Супер, фу! А он ни в какую, играет, резвится.И тут Дема выскакивает из своего балагана, а в руках у него – пистолет. Тоже,наверно, стырил где-то. Я как заорал! Супер, будто что-то понял, схватил зубамимяч и плюх в озеро! Дема выстрелил, но пистолет, наверное, не был заряжен,поэтому раздался только щелчок – и все. А Супер давай носиться в воде с мячом –прямо как дельфин. И, наверное, прокусил, потому что, когда он начал топить мячлапами, тот довольно скоро потонул. Супер вылез, Дема к нему, но Супер ка-акотряхнулся, ка-ак рявкнул! Дема так и рухнул. А бомжи давай ржать: пьяные ведьвсе. Дема аж трясется: убью, говорит, тебя и твою собаку. И вид у него былпросто бешеный, я даже малость струхнул. Ну, мы с Супером ушли, конечно. Асейчас я подумал: наверное, даже хорошо, что тот дядька забрал Супера нанеделю, Дема остынет, потому что он очень злой был. Мы с бабушкой ведь вчера навсю ночь в Москву уезжали, у родителей пересмена была, и я жутко переживал: авдруг, думаю, Дема на Супера нападет? Хотя он же трус, правда, он не осмелится?

Гелий молча кивнул.

Так вот оно что… Так вот почему Дема сделал это! Из-за такойерунды, как утопленный мяч!

Нет, не только. Установив моральный террор в поселке, он немог перенести, что есть люди, которые его не боятся. Супер был гарантиейбезопасности Ховриных, за ним хозяева чувствовали себя, как за каменной стеной.Дема разрушил эту стену… как, с чьей помощью? Да неважно! Он отомстил – ужасно,отвратительно. И будет теперь ухмыляться в глаза Петьке, Елизавете Петровне –ехидно, со значением, зная, что отомстил им, однако ему за убийство Супераничего не будет: не пойман – не вор! Ему ничто не грозит, этому сукину сыну,этому…

– Пацаны, пацаны! – послышался чей-то голос, и Гелий сПетькой обернулись.

Невдалеке стоял Дема.

Что за штука? За разговором ребята и не заметили, как вместодороги к станции свернули на тропинку, ведущую к бывшему пионерлагерю, и попалина Демину территорию.

– Пошли быстрее, – угрюмо сказал Гелий, отворачиваясь,потому что не в силах был видеть эту морщинистую, угреватую физиономию старогоподонка, его длинные, вьющиеся засаленными кольцами волосы, идиотскуюбороденку.

«Если он что-то мне скажет, какую-то гадость про морг иЭльдара, я не сдержусь! Дам ему в зубы!» – подумал Гелий, страстно желая, чтобДема развязал свой поганый язык. Но Дема его вроде бы даже и не замечал: всеего внимание было обращено к Петьке.

– Эй, ты, – с ухмылкой, в растяжечку, сказал он. – Не хочешьв футбол погонять? У меня новый мячик вразмен того, что твой кобель утопил.Иди, погляди.

Выражение лица у Петьки было однозначное: «Да пошел тывместе со своим мячом!» Однако он был воспитанный мальчик и сдержанно ответил:

– Как-нибудь в другой раз.

– Другого раза может и не быть! – паясничая, выкрикнул Дема.– Как бы мячик того… не сгнил! – И, отскочив на шаг, он сильным пинком послалГелию и Петьке что-то, доселе лежавшее в высокой траве.

Нечто серое взлетело в воздух и шлепнулось прямо к ногамребят. Они опустили глаза и разом вскрикнули.

На песке лежала оскаленная голова Супера.

* * *

Фамилию врача Александра узнала очень просто. Позвонила нарайонную подстанцию «Скорой» и спросила у дежурной, какая бригада работала 13ноября.

– Рутковский работал, Сычов – это фельдшер, а из водителей –Монахин, – с готовностью ответил милый женский голос.

Александра даже растерялась от такой откровенности. Она-тоожидала, что ее начнут с пристрастием допрашивать, зачем, по заданию какойимпериалистической разведки она добывает эти секретные сведения. Приготовилаисторию, мол, кто-то из бригады на вызове забыл кошелек, надо вернуть, какполагается приличным людям. Мог, конечно, последовать вопрос, какого лешегоприличные люди ждали чуть не две недели, прежде чем решились вернуть чужоеимущество, однако милый голос на том конце телефонного провода такого вопросане задал: более того, охотно сообщил, что Рутковский дежурит и сегодня, толькопозвать его к телефону нет возможности – он сейчас на вызове. Но скоровернется, так что звоните, девушка.

Александра задумчиво поглядела на часы, которые ужеприжились на ее запястье, – можно сказать, сроднились с ним. Звонить еще разсмысла нет, это не телефонный разговор. Надо сходить на подстанцию и поговоритьс этим Рутковским лично. Благо, у нее есть время до начала приема: в Высоковевыдался какой-то на редкость здоровый день! Жаль, что Сычов сегодня неработает, но ничего, с ним она встретится в другой раз.

Вышла из дому и привычно оглядела двор. Пусто. Никакойбольшой черной машины нет… путь свободен, никто не собирается снованабрасываться на Александру и похищать ее – саму по себе или вместо кого-тодругого.

Она вздохнула, но этот вздох отнюдь не был вздохомоблегчения. Ну с чего, с чего она взяла, что Ростислав когда-нибудь сновапоявится в ее жизни? Подумаешь, подвез девушку за бесплатно, подумаешь, утешалее, когда она плакала, подумаешь, приобнимал и даже как бы целовал в висок!Бывают такие добрые люди, особенно когда эта доброта ни к чему не обязывает.Когда слезы Александры несколько затянулись, Ростислав сразу стушевался, большене лез с утешениями, около дома простился с ней очень сдержанно и исчез, дажене сделав попытки назначить новую встречу или хотя бы спросить телефончик. Аможет быть, он просто разглядел Александру и понял, что мачеха, назвавшая своюпадчерицу уродиной, по большому счету, все-таки права…

Александра даже не ожидала, что при этой мысли ее поразиттакая тоска. Неужели по этому Ростиславу, которого она даже и не разгляделатолком? Что-то такое высокое, светлоглазое, взлохмаченное. Автомобиль у него,конечно, роскошный, да ведь не в автомобиле дело, а в том странном ощущениитеплоты и покоя, которое испытывала Александра в его присутствии.