Лихая шайка - Евгений Сухов

– Позвольте вам сказать последнее прямо без обиняков… Век мой спет, Петр Лазаревич. Да-да! Служил я все жизнь так, что комар носа не подточит. Старания для того особые прилагал. И чтобы сейчас, под занавес, так сказать, моей карьеры – в лужу сесть! Это, Петр Лазаревич, не по моему характеру… Сами понимаете, в одной связке мы с вами, так сказать, – зашептал доверительно генерал. – А отвечать, как ни крути, за все мне, градоначальнику Московскому. Потому уж в ваших руках и мое, и ваше, получается, будущее. А в моих соответственно ваше, – Бездомников ткнул указательным пальцем в грудь обер-полицмейстера. – Ну все. Ступайте теперь…

Бездомников невозмутимо улыбнулся. Перед порогом Пороховицкий на мгновение задержался и отвесил генералу короткий, но почтительный поклон.

Ни на секунду не задерживаясь, полковник развернулся и стремительно пошел по коридору прочь. Голос генерала все еще гудел в голове Петра Лазаревича. Мысленным взором обер-полицмейстер все еще видел Бездомникова, расхаживающим по кабинету. Вот он подходит к шкафу. Бросил взгляд на дверь, заперта ли…

Пороховицкий готов был поклясться, что в эту минуту генерал уже держит в руках бутылку изысканного портвейна «Леве» или еще что-то в этом же роде.

Через минуту полковник уже спускался по ступеням резиденции градоначальника к своему экипажу.

Осенний ветер освежил своим дуновением лицо. Пороховицкий с размаху плюхнулся на мягкое обитое кожей сиденье коляски.

– Пошел! – гаркнул Петр Лазаревич извозчику.

– Куда? – хрипло осведомился Еремей.

– В канцелярию гони! Да, побыстрее.

Петр Лазаревич приподнял воротничок мундира и с наслаждением откинулся на спинку. Еремей без лишних объяснений сообразил, что начальство поспешает, рванул из-под пояски кнут и лихо пустил лошадей с места вскачь. Рыжая тройка, цокая копытами по булыжнику, понеслась по известному маршруту. Встречные ямщики, завидя несущийся на всех парах экипаж обер-полицмейстера, испуганно жались к тротуарам. Прохожие, переходившие улицу, шарахались врассыпную.

Истрепанный султан на древнем изношенном кивере извозчика, который Еремей наотрез отказывался менять на новенький казенный цилиндр, развевался и подпрыгивал на затылке кучера в такт топоту копыт.

Ворота особняка Бездомникова еще не скрылись из виду, но мыслями Пороховицкий был уже далеко от злосчастного места.

– Канцелярия, ваше благородие! – окликнул кучер Петра Лазаревича, когда экипаж остановился у подъезда полицейского управления.

Погруженный в размышления о предстоящей облаве, Пороховицкий не сразу сообразил, что прибыли. Удерживая разгоряченных рысаков, извозчик повернулся вполоборота на козлах и пристально глядел на обер-полицмейстера.

– Жди тут покуда, – бросил Петр Лазаревич кучеру, лихо спрыгивая с подножки коляски.

Его массивная фигура грузно опустилась на мостовую. Пороховицкий громозвучно выдохнул и поспешил в здание.

– Пригласите-ка, голубчик, Бондаренко, – на ходу молвил Петр Лазаревич адъютанту, служившему при ведомстве для особых поручений. – Немедля чтобы прибыл.

Григорий Степанович явился в начальственный кабинет незамедлительно. Офицер не успел отрапортовать о прибытии Бондаренко, как Пороховицкий велел, чтоб того пригласили войти.

– Начинаем облаву, Григорий Степанович. Сей же час! – обрушился с внезапным сообщением на Бондаренко обер-полицмейстер, едва тот занял место подле его рабочего стола. – Оно так даже лучше, что неожиданно. Предупредить не успеют. Не ждут нас, а мы тут как тут, понимаешь ли.

– Но… – удивленно протянул Бондаренко. – Как же?.. Надо же, право, хоть людей оповестить…

– Пренепременно! – оборвал возможные возражения Петр Лазаревич. – Да распорядитесь относительно прибытия жандармских частей к Хитрову рынку. И арестной бригады. Через час начинаем осаду, Григорий Степанович.

Пороховицкий резко выдернул ящик своего рабочего стола и вынул из него «наган». Откинув барабан, проверил наличие в каморах патронов, и вернул барабан в прежнее положение. Решимость полковника в отношении предстоящей облавы не вызвала сомнений. Бондаренко, предпочитая не попадать начальнику под горячую руку, поспешно вышел из кабинета, чтобы дать соответствующие приказания…

Через пятнадцать минут Пороховицкий с Бондаренко уже сидели в экипаже. Рыжие лошади, погоняемые Еремеем, неслись по направлению к Мясницкой части, где решено было устроить штаб.

– Полагаю, что основные силы надо пустить со стороны Яузы. Через бульвар в Подколокольный переулок. – Пороховицкий склонился к уху Бондаренко, силясь перекричать грохот колес. – Сходимся плотным кольцом вокруг Солянки и Кулаковки…

Григорий Степанович кивнул. Известные хитровские притоны, успевшие набить полицейским оскомину, были излюбленным местом обитания всякой шпаны. В том числе и атаманов разбойничьих шаек.

– Думаете найти там Вайсман? – Бондаренко повернулся к обер-полицмейстеру.

– Не найдем, так свои же сдадут майдан. Вынудим. Я, Григорий Степанович, до крайней точки дошел со всей этой историей. – К Пороховицкому стала возвращаться его обыкновенная словоохотливость, что не ускользнуло от внимания подчиненного.

– С пустыми руками сегодня не уйдем, – подхватил Бондаренко.

Довольный тем, что начальство, несмотря на изрядную выволочку у генерал-губернатора, пребывает в благодушном настроении, он охотно вступил в беседу. Коляска обер-полицмейстера прибыла в участок, где был назначен штаб операции, одной из первых. Когда же командиры жандармских подразделений, стянутых в район Хитрова рынка, стали выходить из части, было совсем уже темно. Хитрованский котлован покрыл промозглый осенний туман.

Кишащая шантрапой Хитровка начинала ночную жизнь. Из бараков вышла на промысел местная шпана. В темноте мерцали тусклые окна трактиров. То там, то здесь раздавались пьяные выкрики. Всюду слышался гам и ругань. Из открывавшихся дверей ночлежек валил зловонный пар. Торговки смердящей снедью зазывали покупателей. Всюду кишели оборванцы, нищие…

Пороховицкий суетился около Мясницкой части, отдавая командирам частей напутствия относительно предстоящей облавы. Через полчаса плотное кольцо вооруженных полицейских начало сужаться вокруг Хитровской площади, заключая в оцепление ее обитателей.

При тусклом трактирном свете практически невозможно было разглядеть лицо Мартынова, крепко сжимавшего стакан с вином. Но сдающий прекрасно знал, что Арсений пристально наблюдает за его руками. Уже наработанный авторитет Мартынова, особенно усилившийся после истории с освобождением Капитолины Вайсман, не позволял никому из игроков передергивать карты. Рискованно для здоровья. Грязной и нечестной игры Мартынов не терпел.

Большеватый кадык сдающегося нервно дернулся, когда он положил колоду перед Арсением, предлагая тому сдвинуть верхний пласт карт. Змей криво ухмыльнулся.