Одна безмолвная ночь - Шеррилин Кеньон

Он стал подобием собственного отца, и ненавидел это сильнеевсего. Если бы он только мог вернуться и все исправить.

Зефира откинула прядь волос с его глаз.

— Почему?

Вопрос сложный, как сама Вселенная, он все еще пыталсяразгадать причины, побудившие его превратиться в монстра, которым он такстарался не стать.

— Она была одним из потомков Аполлона по атлантийской линии.Потомок моих сводных сестер-аполлитов. Веками я охотился на них и убивал, чтобыприблизить отцовскую смерть. Пока живут они, жив и он. Он проделал с их родомто же, что и с моим… связал воедино свою и их жизненные силы — но в отличие отменя и моих потомков они так и не стали даймонами, их связь — не в пример моей,разорванной — сохранилась. А после того, как он обошелся со мной и тобой, яжаждал его смерти.

Страйкер стиснул зубы, чувствуя, как им овладеваютпервобытные эмоции, и он жаждет почувствовать вкус крови отца за все.

— Все, что я помню из детства, — это отца, который души нечаял в моих сестрах, особенно в старшей, и как много раз он повторял, что онадолжна быть его законной наследницей вместо меня. Неважно, как сильно ястарался, я никогда не был достаточно хорош для него. Оглядываясь назад, я непонимаю зачем пытался ему угодить, может потому, что у меня не было любящейматери, и я надеялся, что он сможет меня полюбить. Вот почему я и Сатара были…ну, близки так, как могут быть близки две гадюки. Ее мать была человеком, неаполлитом, поэтому для него она тоже оказалась недостаточно хороша. Для негоона была единственным человеком хуже меня. — Вот еще почему он так ненавиделАполлими. В конце концов, он был для нее не более хорош, чем для своего отца.

Она по-прежнему предпочитала ему Ашерона несмотря на то, чтотот пошел против ее желаний, защищая людей, которых она хотела уничтожить.Тогда как он, Страйкер, верно ей служил.

Хоть раз за все время своего существования он желал бытьдостаточно хорошим для кого-то. Иметь рядом человека, готового пойти на жертвуради него.

Но это было невозможно.

— Когда я узнал, что Юриан за моей спиной женился на однойиз них, то взорвался. Я не видел отголосков прошлого в своей жажде нанести удари причинить боль тому, кого должен защищать. — Страйкер встряхнул головой. —Вот такой я ублюдок.

Зефира не стала комментировать. Вместо этого она взяла егоруку в свои ладони и окинула его внимательным взглядом.

— Почему ты не рассказал мне об этом, когда мы были женаты?

Страйкер взглянул вниз, на их переплетенные пальцы, и ощутилприлив сил от осознания того, что Зефира не оттолкнула его в отвращении. Онникогда и никому так не открывал душу. И удивлялся, почему делает это теперь.

Но он знал. Она была его сердцем, и ему не хватало этогожизненно важного органа.

— Мне было стыдно. Ты была так впечатлена моимпроисхождением, и я не хотел, чтобы ты знала правду о том, что мой отец думаетобо мне на самом деле. Я не хотел, чтобы хоть кто-нибудь знал об этом. Мненравилось делать вид, что я любимый сын, которому суждено осуществить егограндиозные планы.

Страйкер отвел глаза, не в силах вынести ее внимательныйвзгляд, когда он обнажает самую ранимую часть своей души — оружие, которое онникогда не отдавал в чужие руки.

— Ты знаешь, каким мир был тогда. Я был простомальчишкой-аполлитом, а мой отец постоянно твердил мне, что моя старшая сестрабольше мужчина, чем я. — Его взгляд вспыхнул, он уставился на пол, вспомнив,как однажды отец нарядил его в женскую одежду. Он едва ступил в отцовский храм,как Аполлон в мгновение ока сменил ему одежду. «Теперь ты выглядишьсоответственно своей истинной природе. Возможно, тебя стоит еще и кастрировать…Если бы только ты не был мне нужен для выведения породы. Остается надеяться,что у твоих сыновей тестостерона будет больше, чем у тебя». Эти слова ииспытанное им унижение все еще жгли позором его душу. Издевательства отца дотого его ожесточили, что для других не осталось никаких чувств. — Ты хотьпредставляешь, как больно признаваться — даже теперь?

Ее взгляд смягчился, она взяла его руку и прижала к своемусердцу.

— Вот почему ты полюбил меня? Потому что рядом со мной тебене надо было казаться лучше?

Страйкер раздраженно рявкнул:

— Я полюбил тебя потому, что всякий раз, когда мы быливместе, ты заставляла меня чувствовать. Чувствовать, что я важен для тебя. Втвоих глазах я был мужчиной, которым хотел быть, даже после того как отецсказал, что я единственное его разочарование. И я не чувствовал ничегоподобного с той ночи, когда вышел за дверь и покинул тебя. Ты говоришь, чтоумерла той ночью. Я с тех пор умирал каждую ночь. Каждую.

Ее ногти вонзились в его ладонь.

— Ненавижу тебя, Страйкер.

Если честно, он не ожидал от нее ничего иного. Казалось, этовсе, что он может вызывать у окружающих.

Сердце заныло от боли, он отстранился от нее.

Зефира поймала его и притянула обратно, пока он не оказалсялежащим в ее объятиях.

Пораженный, он встретился с ней взглядом.

— Ты все такой же дурак, как и тогда.

От ее резких слов в нем вспыхнул гнев, но прежде чемСтрайкер успел послать ее подальше, она притянула к себе его голову ипоцеловала. Страстно, неистово, заставляя его закружиться в водовороте чувств.Обхватив ее голову ладонью, он вдыхал и чувствовал, как ее губы развеивают всеплохие воспоминания, преследовавшие его. Удивительное убежище, где человек могспрятаться. Позор, что они никогда не хотели открыться друг другу. Гораздопроще было сделать вид, что отец любит его, что он просто по ошибке проклял еговместе со всей расой аполлитов.

Но жестокая, не приукрашенная правда… которой Страйкерникогда не хотел смотреть в лицо. Его отец не обеспокоился этим. И это обижало.Раздражало. Обессиливало.

Он закрыл глаза, когда Зефира укусила его за подбородок,забирая боль его реальности. Растворив их одежду, он перекатился так, что онаоказалась сверху. Единственная, кому он давал власть над собой. Он принадлежалей и знал это. Она заклеймила его душу одиннадцать тысяч лет назад, в тот день,в доках, когда убегала от него. И если ему суждено умереть, то он хотел быумереть от ее руки. От руки той, что когда-то хоть немного его любила.

Приподнявшись, Страйкер обхватил ее лицо ладонями,наслаждаясь видом ее обнаженного тела. Он провел ладонями от ее лица вниз, кгрудям. Мысли о них, пышных и полных, тоже преследовали его по ночам, заставляятосковать по Зефире и моментам, подобным этому.

— Когда же ты, Страйкер, наконец, начнешь меня понимать?

— То есть?

Зефира коснулась линии его губ длинным ногтем.

— В гневе я говорю вещи, которых на самом деле не думаю.Когда я сказала тебе уйти, все, чего я хотела, — чтобы ты остался. Я хотелапричинить тебе боль за то, что ты меня уничтожил.